Из истории «Тагиллага». Спецпереселенцы, часть 2

Молодой американский предприниматель Джеймс Крафт (основатель известного концерна Kraft Foods Inc.), неоднократно бывавший в нашей стране в 20-х годах прошлого века, писал в 1926 году брату из Москвы: «Перемены в Советской России приводят в изумление! В Москве нет никакого дефицита хлеба. Государственные магазины предлагают до пяти сортов свежего хлеба, причём по фиксированным ценам. Так же хлеб и другие мучные изделия можно купить в частных магазинах. В Советской России процветает частное предпринимательство! Это удивительно! Страна ещё каких-то пять лет назад жила без электричества, а теперь процветает! Я уверен, Россия – это страна больших возможностей, и нам непременно надо продавать здесь наши товары».

Но уже в 1926 году появились попытки свёртывания НЭП. Этому способствовала обострившаяся борьба внутри партии большевиков. Некоторые партийные функционеры предлагали взамен НЭП запустить в стране процесс коллективизации крестьянских хозяйств, доказывая, что таким образом можно в короткие сроки добиться роста урожая и увеличения сдачи сельхозпродукции. Против этого выступал целый ряд известных большевиков, в том числе Дзержинский (председатель ВСНХ — Высшего совета народного хозяйства) и Бухарин (известный экономист, член Политбюро ЦК ВКП(б) и председатель Коминтерна). Однако после скоропостижной смерти Дзержинского в июле 1926 года, верх во внутрипартийной полемике о коллективизации одержали её сторонники во главе с председателем комитета по финансам ЦК РКП(б) Евгением Преображенским. Поводом для полного сворачивания НЭП стал срыв государственных хлебозаготовок в конце 1927 года. В декабре того же года, ВЦИК принял постановление «О мерах по принудительной конфискации хлебных запасов». На селе отказывались в это верить. Долгое время крестьяне считали, что это слухи, которые распространяют «приспешники мировой буржуазии». К тому же в деревни не поступало никаких разъяснений: кого считать зажиточным крестьянином, «кулаком», а кого нет. Сомнения развеялись, когда на XV съезде ВКП(б) было принято решение о коллективизации, а «кулак» был объявлен «врагом прогресса в сельском хозяйстве». 

Но массового вступления крестьян в колхозы не произошло. По всей стране идея коллективизации не находила достаточного числа сторонников. Тогда власть применила к «неорганизованному крестьянину-единоличнику» меры экономического воздействия. 7 января 1928 года ВЦИК и СНК приняли постановление о налоге-самообложении, составлявшем 35 % от суммы сельхозналога. 

 С новой кампанией хлебозаготовок 1928-1929 годов добавились новые налоги и усилилась репрессивная политика. В 1929 году усилились карательные методы воздействия на крестьян-единоличников. Например, за сопротивление при хлебозаготовках по статье 61 УК РСФСР предусматривался срок два года лишения свободы с конфискацией имущества, а штраф за невыполнение в срок государственных платежей возрос до 300 рублей в год. Появилась ещё одна уголовная статья № 58-14, по которой срыв хлебозаготовок, неуплата налогов или штрафов могли быть приравнены к контрреволюционному саботажу. Крестьяне чувствовали себя обманутыми властью и зачастую шли искать поддержку у священников и «кулаков». За период с 1927 по 1929 годы численность такой категории крестьян, как «подкулачники», на территории РСФСР выросла в 5 – 7 раз. Объединение крестьян-середняков вокруг церкви или кулачества со стороны выглядело как «колхоз наоборот».

В постановлении Народного комиссариата юстиции от 5 сентября 1929 года, направленном в органы ГПУ/НКВД и исполнительные комитеты, предписывалось: «Усилить репрессии в отношении кулаков и контрреволюционеров, ведущих борьбу против мероприятий Советской власти». В ноябре 1929 года вышло постановление СНК РСФСР о помещении таких осужденных в «спецлагеря». В стране началась открытая борьба с кулачеством.

На внеочередном пленуме ЦК ВКП(б) был провозглашён лозунг «сплошной коллективизации» и прозвучал призыв к «ликвидации кулачества, как класса». В январе 1930 года Народный комиссариат юстиции разработал меры пресечения деятельности кулаков и подкулачников на территории РСФСР. Согласно этому циркуляру, все кулацкие хозяйства делились на три категории. «Кулаки» 1-й категории (контрреволюционные активисты и участники повстанческих организаций) подлежали немедленному аресту с последующим оформлением их дел во внесудебном порядке органами ОГПУ. «Кулаками» 2-й категории стали наиболее зажиточные и влиятельные крестьяне-единоличники, имеющие наёмных работников. Их хозяйства подлежали конфискации, а сами они вместе с семьями, включая престарелых и детей до 11 лет, подлежали принудительной высылке на срок от 1 года до 5 лет в малонаселённые районы округа или области, не пригодные для земледелия. Те же, кто попадал под 3-ю категорию, расселялись в пределах района на худших или окраинных землях.

Спустя полгода в свет вышло специальное постановление ВЦИК и СНК, разрешающее высылку кулаков и подкулачников за пределы краёв и областей, в которых они проживали до применения к ним репрессий. Такие переселенцы стали называться «спецпереселенцами», «спецконтингентом», а места их проживания — «спецучастками» и «спецпосёлками». 

В Нижний Тагил спецпереселенцы начали массово поступать в июле-августе 1931 года по заявке предприятий Высокогорского рудоуправления и Гороблагодатского рудоуправления (в то время оно находилось на территории Тагильского округа), а также строящихся заводов-гигантов — УВЗ и НТМЗ. Местные власти оказались не готовы принять одновременно столько спецпереселенцев, и даже не успели построить для них хотя бы временное жильё. Поэтому, сначала переселенцы были вынуждены строить для себя жильё самостоятельно. В основном это были дощато-засыпные бараки.

Условия, в которых пришлось жить первое время спецпереселенцам, были невыносимыми. Не хватало дров и питьевой воды, в спецпосёлках не было фельдшерского пункта, подвоз хлеба и другого продовольствия был нерегулярным. Продукты оказывались порчеными: недопечённый хлеб, мороженые овощи, прогорклое растительное масло. Проблему тепла в бараках пытались решить с помощью угля, но вскоре от этого пришлось отказаться – при использовании угля быстро прогорали металлические печки-буржуйки, что приводило к пожарам. Ещё одна проблема – нормы пайков, определённые для переселенцев в Народном комиссариате внутренних дел, который курировал «спецрайоны» по всей стране. В ряде случаев неработающему спецпереселенцу (а это более половины всего спецконтингента) полагалось в день от 300 до 350 граммов ржаного хлеба, 100 граммов овощей (брюква, капуста, картофель), 6 граммов сахара, 2 грамма чая, 9 граммов растительного масла. Спецпереселенцы могли покупать продукты и сами – им оставлялось 75% заработанных денег, но магазинов в спецпосёлках не было. Скудное питание вкупе с отсутствием элементарной медицинской помощи в первую же зиму привели к значительному росту смертности в спецпосёлках. По некоторым (неофициальным) данным, из более чем 15 500 спецпереселенцев до весны следующего 1932 года не дожили около двух тысяч человек.

 В мае 1932 года парторг Уралвагонстроя Шалва Степанович Окуджава и начальник треста «Тагилстрой» Михаил Михайлович Царевский на бюро горкома партии поставили вопрос «об улучшении питания и быта в спецпосёлках Уралвагонстроя и Ново-Тагильского завода». Но из-за скудного бюджета город мало чем мог помочь. Проблемы пришлось решать самостоятельно.

Уже будучи начальником строительства «комбината № 7» в Эстонии, в 1953 году, Царевский вспоминал в своих мемуарах: «В то время на площадках Ново-Тагильского завода каждая пара рабочих рук была на счету, и мы очень рассчитывали на спецконтингент. Но, приехав впервые в спецлагерь № 1 в марте 1932-го, я ужаснулся их состоянию и тем условиям, в которых люди были вынуждены выживать. Поэтому, я взял на себя решение самых важных вопросов, связанных с улучшением быта спецпосёлков. Когда в августе 1934 года Г. К. Орджоникидзе заехал на НТМЗ посмотреть, как идёт стройка, я привёл его в спецпосёлок на 2-й площадке. Нарком долго не мог поверить, что находится в посёлке, где живут «враги народа». Говорят, что по приезду в Москву он рассказал обо всём Сталину, и тот устроил Генриху Ягоде грандиозный разнос».

В 1932–1934 годах условия жизни спецпереселенцев были существенно улучшены. Во многих бараках были выложены кирпичные печи, а сами бараки были утеплены. В спецпосёлках были открыты здравпункты с круглосуточным дежурством фельдшера или санитара, появились клубы с библиотеками и радиоточками. Значительно улучшилось снабжение продуктами, а в посёлки бесперебойно подвозили воду.

Использование труда спецпереселенцев на предприятиях Нижнего Тагила продолжалось все предвоенные годы и в годы Великой Отечественной войны. Если в январе 1932 года в городе было построено всего два спецпосёлка и насчитывалось около 11,5 тысяч спецпереселенцев, то на 1 января 1936 года спецпосёлков только в черте города было уже десять, а спецконтингент составлял около 50 тысяч человек.

В 1935 году кампания по раскулачиванию стала сворачиваться. Тем спецпереселенцам, у кого заканчивался срок высылки, начали даже выдавать паспорта. Однако летом того же года были произведены последние аресты кулаков и «подкулачников». Многие арестованные отправлялись на высылку повторно, так как, по мнению властей, «не до конца прошли перековку трудом и не готовы влиться в социалистическое общество». На этот раз сроки высылки были гораздо больше: от пяти до десяти лет. Часть переселенцев из этого последнего потока попала и в наш город, где они были вынуждены работать на стройках, лесоповалах, заводах и в шахтах до 1947 года, когда по всей стране с мест проживания спецпереселенцев начали снимать статус «спецпосёлков» и передавать их из ведения НКВД на баланс горисполкомов. К тому времени в городе находилось 14 спецпосёлков, входящих в структуру созданного в 1941 году «Тагиллага», 2 профилактория, 7 мест захоронения и около десятка подсобных хозяйств за городом (см. карту).

Что бы там ни говорили, труд спецпереселенцев на стройках народного хозяйства оказался выгоден для бюджетов всех уровней. В 1933-1937 годах в стране не только появилось множество новых индустриальных объектов, но и произошёл рост жилого фонда, замороженного в середине 30-х годов. Не существовало ни одной отрасли, где бы не использовался труд спецпереселенцев. Они работали даже в специальных КБ, где разрабатывались новые виды и модели вооружения — самолёты, танки, боеприпасы. При НКВД было создано Особое техническое бюро (ОТБ) при Наркомате внутренних дел СССР для использования заключённых, имеющих специальные технические знания, преобразованное в 1940 году в 4-й спецотдел НКВД СССР. Власти некоторых городов, близ которых или на территории которых находились исправительно-трудовые концентрационные лагеря, шли ещё дальше, договариваясь с руководством этих учреждений об использовании заключённых на различных работах — благоустройстве улиц города, ремонте дорог, работах в подсобных хозяйствах. Сами «зеки» шли на такие работы с удовольствием: заработок был выше, а запись в личном деле давала больше шансов на трудоустройство после освобождения.

В Нижнем Тагиле исправительно-трудовых учреждений не было. Поэтому, когда в 1935-1936 годах начался отъезд отбывших свои сроки спецпереселенцев, вопрос нехватки рабочих рук встал перед руководством города особенно остро. Заявки на спецконтингент, если удовлетворялись, то в лучшем случае наполовину. Доходило до того, что руководители предприятий ходили по баракам спецпереселенцев и уговаривали их оставаться в Нижнем Тагиле, обещая повышение зарплаты, карьерный рост и улучшение жилых условий. Поддавались на уговоры далеко не все, и проблема нехватки кадров оставалась вплоть до начала Великой Отечественной войны.

 

(продолжение следует)

 

© 2016 © 2024. Д. Г. Кужильный для АН «Между строк».