Один из самых малоизвестных периодов деятельности Акинфия Демидова — это его алтайская эпопея. Почему именно на алтайские месторождения медной руды обратил внимание Акинфий Никитич? Ведь медные копи можно было найти гораздо ближе, например, в Башкирии: Учали, Сибай, Узельги, Бурибай. Может быть, всё дело в высоком содержании серебра в алтайских рудах? Да, нет: в башкирской медной руде его ничуть не меньше. Да зачем далеко ходить? Меднорудное месторождение на реке Калате вообще находилось рядом с Невьянском. Да, серебра в его руде поменьше, чем в алтайской, но гораздо больше, чем в руде Выйского и Меднорудянского рудников вместе взятых. Попробуем во всём разобраться, сопоставив известные нам факты.
Как известно, 8 октября 1722 года Выйский завод выдал первый чугун, а 23 ноября — первую медь. Царь Пётр I, ознакомившись с результатами проб тагильской меди, пришёл в доброе расположение духа и послал Никите Демидову свою «парсуну» (карманного размера портрет в дорогой рамке). В ту пору такие подарки считались знаком самого высокого доверия. Сибирский приказ в Москве и Адмиралтейство в Санкт-Петербурге стали ждать демидовскую медь, но поставки меди внезапно прекратились. А тут ещё и царь решил создать на Урале монетный двор, который снабжал бы медной монетой регионы Урала и Сибири, и уже выбирал место строительства двора между Пыскорским и Ягошихинским медеплавильными заводами. В конце концов, задержкой поставок меди с Выйского завода заинтересовался Сенат, и летом 1723 года направил туда комиссию во главе с генералом Вильгельмом де Генниным. Тут-то и выяснилось, что завод на реке Вые медь больше не производит, так как приписанный к заводу Выйский рудник внезапно истощился.

В сентябре 1723 года «главный командир уральских и сибирских заводов» де Геннин докладывал государю:
«О Демидова медном промысле тебе доношу, что он прежде доносил, чая много быть меди, а ныне я был на тех его рудниках с берг-мейстером Блиером для осмотра тех мест и усмотрели, что та его руда оболгала — сперва набрели они на доброе место, где было руды гнездо богато; а как оную сняли, на то явилась сыворотка: руда медная и вместе железо, а железа очень больше, нежели меди».
Акинфий Демидов попытался наладить поставку руды с других рудников. Был вскрыт Андреевский рудник где, по утверждению местных вогулов, они добывали медную руду задолго до того, как здесь появились Демидовы. Демидовские рудознатцы обследовали Андреевскую гору и действительно нашли медную руду. Но встречалась она гнёздами, и к тому же вперемешку с железной рудой. Рядом с Андреевским рудником Акинфий приказал построить лабораторию, где оперативно определяли бы стоит разрабатывать меднорудное гнездо или нет. К слову, лаборатория проработала недолго и была заброшена в 80-х годах XVIII века. В начале ХХ века кто-то нашёл в уже полуразрушенном строении человеческие кости, и родилась легенда о «каменной бане», в которой якобы по приказу кого-то из Демидовых умертвили полтора десятка рабочих, поднявших на Выйском заводе бунт. Эта легенда оказалась очень живучей, и ещё в 90-х годах прошлого века её рассказывали друг другу тагильские краеведы.

Поняв, что Андреевский рудник не спасёт положения, Акинфий Демидов обратился к де Геннину с просьбой передать ему в аренду какие-нибудь неразрабатываемые месторождения медной руды, числящиеся «за казной». И вот тут начинается «алтайская эпопея» Демидова — история, в которой до сих пор многое до конца не ясно.
Как известно, алтайские медные копи в окрестностях нынешней Колывани были открыты уроженцем Коркиной Слободы (ныне г. Ишим) Тобольской провинции Сибирской губернии, промысловиком Степаном Григорьевичем Костылевым, который в 1719 году «со товарищами» вышел на промысел пушного зверя из Тобольска, имея на руках челобитную на имя губернатора Сибирской губернии Матвея Петровича Гагарина. Согласно тексту челобитной, целью «ватаги» звероловов было не только добыть как можно больше шкурок соболя, горностая и куницы, но и «...поискать вверху по Ишиму реке, и по иным рекам руды серебряные, медные, железные и иных, и слюды ...и в курганах вещей». Гагарин наложил на челобитную разрешающую резолюцию, и промысловики отправились в путь. Изначально «экспедиция» насчитывала пять человек. Кроме Костылева, в её состав входили охотники-промысловики Михайло Волков, Фёдор Комаров и братья Леонтий и Макар Останины. Но едва компания дошла до Томска, как комендант города Василий Козлов «челобитную отнял, о землю бросил, стал ея топтать», а всех путников посадил под стражу «и грозился кнутом бить».
Странно, не правда ли? Разрешение губернатора ставит под сомнение комендант города — даже не бургомистр, простой офицер. Для этого у Козлова должны были быть очень веские основания. К тому же, Матвей Петрович Гагарин слыл человеком «тяжёлым и нрава крутого».
Степан Костылев две недели спустя был отпущен домой, а его товарищей отправили «для науки» на казённые рудники — Григоровский и Шиловский. Известно, что на Григоровском руднике отбывали наказание не воры и убийцы, а старообрядческие проповедники, адепты «старой веры». И спутники Костылева, очевидно, таковыми и являлись, совмещая миссионерскую деятельность и промысел пушных зверей, чем и объясняются действия Василия Козлова.
Позднее Михайло Волков бежал с Григоровского рудника, и объявился в Чаусском остроге, а братья Останины и Фёдор Комаров в 1720 году оказались в Белоярской крепости, где хотели поселиться и нести службу, но решением коменданта крепости были переведены в Чаусский острог, где была нехватка людей (население приграничных крепостей и острогов в XVII–XVIII веках, помимо своих занятий, несло ещё и воинскую службу).
Тем временем Степан Костылев и его односельчанин Иван Горбунов направляются из Коркиной слободы в Арамашевскую слободу, где проживали родственники Останиных — Леонтий и Андрей Кабановы, из большого клана олонецких старообрядцев Кабановых, работавших у Демидовых рудознатцами. Из Арамашевской слободы Костылев, Горбунов и братья Кабановы направляются в Чаусский острог, где в 1722 году встречаются с Волковым, Комаровым и Останиными. Экспедиция выходит к верховьям Оби, по рекам Алей и Чарыш, по пути открывая месторождения медной руды. Наиболее перспективное из них было открыто на маловодной реке Колыванке (ныне река Локтевка). Чтобы представить себе, какой долгий путь проделали рудознатцы, достаточно взглянуть на карту.

(https://trog.narod.ru/articles/rudoznat.files/image002.jpg)
В 1724 году Костылев с братьями Кабановыми, Горбуновым и Волковым возвращаются на Урал, чтобы передать в Горное ведомство образцы руд и описание местонахождения рудных залежей. Горное ведомство, в свою очередь, отправляет рудознатцев в столицу, где качество найденных руд должен был определить главный пробирный мастер царского двора и минц-вардейн Монетной канцелярии Иван Андреевич Шлаттер.
Здесь в истории появляется ещё одна загадка. Из Екатеринбурга в Санкт-Петербург с образцами руд выехали четверо рудознатцев, а в столицу прибыли только трое. Упоминания об Иване Горбунове отсутствуют. Возможно, он заболел и вернулся в родную слободу, возможно, умер. Но любопытное совпадение: в 30-х годах XVIII века на реке Лебе появился зверолов-промысловик вместе со своей женой-вогулкой основавший небольшую деревню, которая позже выросла в село Гобуново. Людская молва утверждала, что зверолов был из бывших «государевых крестьян», и звали его Ивашкой Горбуновым. Не тот ли это Иван Горбунов, который вместе со Степаном Костылевым открывал на Алтае медные руды?
(окончание следует)
© 2025. Д. Г. Кужильный