Закон и порядок на уральских заводах Демидовых в XVIII и XIX веках

К 300-летию российской прокуратуры

Люди старших поколений, выросшие в советское время, помнят, как в учебниках по истории и в художественной литературе освещалось бесправное положение крепостных в дореволюционной России. Чего стоили леденящие душу рассказы о телесных наказаниях, которым подвергался работный люд со стороны эксплуататоров трудового народа! Однако не все эти рассказы соответствовали действительности, а часто и вовсе являлись вымыслом, но в тот период советский обыватель не утруждал себя копанием в исторических фактах, безоговорочно доверяя именитым историкам и писателям. И только после того, как стали открываться республиканские, областные и краевые архивы, историческая картина начала обретать реальные формы, а россияне стали узнавать правду о том, каким в стародавние времена было законодательство и как оно соблюдалось. Сегодня, 12 января, в день 300-летия российской прокуратуры, расскажем, как на самом деле обстояли дела с соблюдением российского законодательства на Урале вообще и в демидовских вотчинах в частности. 

Законодательно деятельность Демидовых на Урале началась с петровского указа от 20 декабря 1720 года, дающего право «тулянину Никите Демидову Антюфееву и сыну его» строить на государственной земле в Верхотурском уезде металлургические заводы. 

До этого вся деятельность Демидовых регулировалась временными указами о передаче прав управления заводами на «уговорной» основе, то есть в аренду. В 1721 году в силу вступил указ «О посессионном праве». Указом предпринимателям-недворянам разрешалось покупать к заводам земли с деревнями и крепостными. Но при этом правовые отношения между посессионными крестьянами и владельцами заводов регулировались на основании главного свода законов государства — Соборного уложения.

Согласно Соборному уложению, принятому в 1649 году и действовавшему аж до 1823 года, классификация преступлений выглядела следующим образом. Самыми серьёзными считались: преступления против церкви, в том числе богохульство, иноверие и прерывание службы в храме; государственные преступления (любые действия, направленные против лично государя или его семьи, бунт, заговор, измена); преступления против порядка управления; фальшивомонетничество; ложное обвинение и дача ложных показаний и даже самовольный выезд за границу и содержание питейных заведений без особого разрешения.

Чуть менее серьёзными были преступления «против благочиния», а также должностные и воинские преступления, такие как содержание притонов; укрывательство беглых; продажа краденого или чужого имущества; обложение пошлинами освобождённых от них лиц; взяточничество и вымогательство (так называемое «лихоимство»); заведомо несправедливое решение судебных дел («неправосудие»); служебные подлоги; мародёрство и дезертирство.

Следующими по важности считались преступления против личности: убийство, нанесение увечий и побоев, оскорбление чести.

Имущественные преступления — «татьба» (кражи), разбой, грабёж, умышленная порча чужого добра, мошенничество, конокрадство и преступления против нравственности, такие как «непочитание отроками родителей своих», сводничество, «блуд» и другие, — хоть и считались менее важными, но зачастую карались самым суровым образом, вплоть до смертной казни.

Но, как гласит старая русская поговорка, гладко было на бумаге. Урал в те времена только-только начал активно заселяться, полицейский аппарат, а также органы надзора за соблюдением законности были малочисленны. Местные органы надзора, созданные в уездных городах в марте — апреле 1722 года, редко имели в своём штате более 10 человек. Поэтому до середины XVIII века надзор за соблюдением статей Соборного уложения в деревнях, сёлах и заводских посёлках производился в выездном порядке. Но сбор жалоб и разбирательства на месте отнимали очень много времени, и до некоторых отдалённых сёл и заводов прокурорские служащие не успевали доехать. 

Разбор жалоб на местах занимал где неделю, где полторы-две.Короткое уральское лето заканчивалось, наступала осенняя распутица. Поэтому часть своих полномочий государева прокуратура была вынуждена делегировать владельцам заводов или рудников. В то же время сами заводчики оставались под контролем блюстителей закона, для чего в каждый заводской округ был направлен стряпчий из штата Главного горного управления. Правда, наличие мелкого чиновника на заводе не мешало заводовладельцам нарушать законы или трактовать их в свою пользу. Нарушалось законодательство и в демидовских вотчинах, о чём часто писали в советский период. И не только писали. В экспозиции Нижнетагильского историко-краеведческого музея долгое время находился макет демидовской тюрьмы, а от рассказов экскурсоводов о жестоком беспределе, который творили Демидовы, иногда становилось страшно не только школьникам, но и взрослым людям.

Надо отметить, что рассказы о чудовищных зверствах Демидовых, которые они творили на своих заводах, в большинстве своём архивными документами не подтверждаются. 

Здесь стоит сказать, что настоящими сатрапами в демидовском роду были лишь братья Никитичи — «строптивый» Никита и «первый помощник в великих делах» Акинфий, которого в народе за глаза звали «грозным». Правда, сурово наказывал Акинфий Никитич только за проступки на производстве, да ещё за пьянство. Бытовые преступления своих работных его мало интересовали, но если дело касалось аварии на заводе или невыполнения норм выработки, виновные (а иногда и невиновные тоже) редко отделывались одними лишь батогами. В 1734 году Акинфий Демидов запустил в строй первую домну Ревдинского чугуноплавильного и железоделательного завода, который вскоре стал настоящей каторгой для провинившихся работных на других демидовских заводах.

Сосланные в качестве наказания на Ревдинский завод работали «в железах на ногах и шее, а кто и жил на цепи аки пёс», не получали жалования и даже скудной пенсии по увечью или старости. За малейшую провинность работники подвергались телесным наказаниям. Дурная слава Ревдинского завода гуляла по Уралу вплоть до смерти Акинфия.

К слову, сам Акинфий Никитич не раз оказывался под следствием за нарушение закона.

Только по доносам об укрывательстве беглых Акинфия вызывали на допросы в разные инстанции 11 раз. Несколько раз ему удавалось уладить возникшие проблемы с помощью взяток. Например, в 20-х годах XVIII века Акинфий Демидов «отдал главному ревизору сибирскому князю Долгорукому 1000 пудов железа разного сорту для строительства палат князя, а ещё давал деньгами, да рухлядью, да каменьями разными».

Поводов для того, чтобы согласно нормативам Соборного уложения вырвать ноздри заводчику, было много. В 1733 году началась проверка всех русских горных заводов, во время которой в течение двух лет Акинфию Никитичу запрещалось выезжать на свои уральские заводы. А через год его и вовсе посадили под домашний арест, вменяя в вину целый букет правонарушений: укрывательство беглых, самовольный захват земель и недр, дачу взяток, неуплату налогов, утайку золотых и серебряных месторождений, убийство.

Императрица Анна Иоанновна, узнав о том, что один из главных поставщиков уральского железа находится под следствием, лично заинтересовалась деталями демидовского дела и, прочтя пояснительную записку, в конце перечня проступков Демидова написала, что «за сии шалости следует пять раз отрубить голову». 

Неизвестно, как закончил бы свою жизнь Акинфий, если бы не алчная натура Эрнста Бирона, который за большую взятку и процент с продажи соли демидовских варниц прекратил «розыск», вследствие чего подследственного оправдали.

Дети же «грозного Акинфия», напротив, относились к работному люду внимательно. 

Так, Григорий, средний сын Акинфия Демидова, которому Ревдинский завод достался в наследство, телесные наказания запретил, начал выплачивать жалование, а ссыльных с других заводов распустил по домам. Такие перемены почти сразу сказались на росте производительности труда.

Прокофий, старший сын Акинфия Никитича, также не являлся сторонником «лютых мер», предпочитая экономические меры воздействия к нарушителям.

Прокофий Акинфиевич в письме-инструкции своим сыновьям Льву и Акакию писал: 

«Плетьми да батогами народ не калечить! Помните, што медный звон завсегда доходит лучше, чем лоза. За малыя проступки да грешки в заводском деле с виновных брать деньгой иль работой. А ежели кто порядки батюшки моего поминать буде, так отвечайте, што то по глупости своей и упрямости он творил, о чём я ему не раз говаривал, да он не слушал».

В другом письме, младшему брату Никите, Прокофий писал: 

«Строгости твои тебе же убытком обернутся. Отходишь ты нерадивого мужика батожьём, так он дён пять к работе встать не сможет, а оттого и дело страдает, и прибыли не будет».

Никита Акинфиевич, в отличие от старших братьев, поначалу «закручивал гайки», не стесняя себя в выборе средств. Стремясь подражать отцу, он держал своих работников в строгости и страхе. При нём в Нижнетагильском посёлке появилась каменная заводская тюрьма вместо земляной штрафной ямы, была выстроена большая «правежная изба». Хотя, по воспоминаниям современников, Никита был справедливым хозяином.

Во время владения Никитой Акинфиевичем Демидовым Нижнетагильскими заводами и  началось формирование и укрепление системы домашнего судопроизводства, к чему сам заводовладелец приложил немало усилий, разрабатывая правила и внося в них изменения и уточнения по мере надобности. 

«Случающиеся между нижними служителями, заводскими людьми и крестьянами малые распри и друг другу обиды, нетяжкому осуждению подлежащие, разбирать на словах, а виновных тут же наказывать, дабы за пространным маловажных, лёгкому осуждению подлежащих дел письменным приказным производством не было напрасно канцелярских дел умножения и промедления в горных и заводских управлениях. Проступки оные подлежат разбору на месте, не отправляя в главную заводскую канцелярию, не отрывая виновных от работ», — писал в 1762 году Никита Акинфиевич Демидов в инструкции управляющему Нижнетагильскими заводами. 

Инструкция эта возлагала на управленческий аппарат заводского хозяйства самые разные функции во всех сферах внутризаводской жизни, будь то обеспечение работных «хлебным окладом», то есть продовольствием, организация медицинского обслуживания, обучение служащих, а также обеспечение административно-полицейского надзора, суда и расправы.

Работники Нижнетагильских заводов и жители приписанных деревень обладали правом подавать прошения только в Главную заводскую контору, а приказчикам и управляющему вменили в обязанности вести приём жалоб и расследование возникавших в связи с ними дел. Значительную часть дел, которые рассматривались в Главной конторе тагильских заводов, составляли имущественные споры и жалобы на бесчестие. 

Что касается наказаний за проступки на производстве, то они были весьма жёсткими. Так, молотовые мастера, допустившие перерасход угля или чугуна, облагались штрафом «за угар» — по 40 копеек за каждый короб угля и по 20 копеек за каждый пуд чугуна. Если мастер допускал перерасход вторично, его переводили в подмастерья на срок до полугода.

За допущенный при выделке железа брак виновные мастера и подмастерья переводились на более трудоёмкую и менее оплачиваемую работу и даже приговаривались к содержанию под арестом в цепях. «Отбывание от заводских работ», то есть невыход на работу без уважительной на то причины, влекло за собой порку и перевод на нижеоплачиваемую работу, чаще всего в поддоменные. За кражу заводской продукции, как правило, приговаривали к наказанию плетьми. В случае обнаружения недостатка перевозимого возчиками угля угольные приёмщики, записчики и молотовые уставщики выплачивали денежный штраф в размере утерянного.

Кроме того, приказчикам Нижнетагильской заводской конторы давалось право отдавать в рекруты «из заводских жителей плутов, ленивцев и отбывающих побегами от заводских работ». В перечень самых серьёзных проступков входило и пьянство. За злоупотребление вином Никита Акинфиевич приказывал наказывать, «кто бы какого звания ни был, определением в поддоменные и другие подобные тому работы или же отлучением от домов на другие заводы, к определению в работы ж временно, на месяц или на два».

Система демидовского «домашнего» судопроизводства во многом противоречила статьям Соборного уложения, что зачастую вызывало возмущение посессионных крестьян. Не раз Демидову указывали на необходимость приведения его «домашнего» судопроизводства в соответствие с законодательством Российской империи, но занялся он этим только после того, как по уральским заводам прокатилась волна бунтов, которые привели к остановкам производства железа. 

В 1779 году по инициативе и настоянию императрицы Екатерины II началась работа над проектом нового нормативно-правового акта, который регламентировал правовой статус полицейских органов, их систему и основные направления деятельности. Этот акт вышел в 1782 году и получил название Устав благочиния. Он же регламентировал создание новых полицейско-административных органов — управ благочиния, которые должны были осуществлять надзор за порядком в городах и горнозаводских посёлках, следить за исполнением законов, вести судебное производство по гражданским делам на сумму до 20 рублей.

На Нижнетагильском заводе управа благочиния появилась лишь после смерти Никиты Акинфиевича. Унаследовавший уральские заводы Николай Никитич Демидов изо всех сил старался выглядеть законопослушным заводовладельцем и сам обратился в Главное горное управление с просьбой расширить полицейский и прокурорский аппарат в его владениях. Заводской управе благочиния было передано здание тюрьмы, которое через некоторое время было достроено вторым этажом. Позднее в ходе проектировки Главной заводской конторы здание было включено в архитектурный ансамбль и стало его частью, более известной историкам как правый флигель на каменном полуэтаже. 

Однако эффективность нового полицейско-надзорного органа оказалась невысока. Несмотря на присутствие на заводах демидовского горнозаводского округа постоянного ревизора, управа благочиния по большей части занималась ведением бытовых дел. К тому же при Николае Никитиче Демидове в заводской бухгалтерии появилась статья «приказные расходы», где вёлся учёт денежных сумм и ценных подарков, которые от имени заводовладельца регулярно передавались представителям полицейских и надзорных органов. Иногда эти суммы составляли до 10 тысяч рублей серебром в год. Естественно, ни о каком соблюдении существующего законодательства не могло идти и речи. 

Положение стало выправляться лишь в середине XIX столетия, но об этом в другой раз...

(с) 2022. Дмитрий Кужильный и Сергей Волков эксклюзивно для АН «Между строк»

При подготовке материала использованы следующие источники:

1. Кафеигауз Б. Б. История хозяйства Демидовых в XVIII–XIX вв.: Опыт исследования по истории уральской металлургии. М.; Л., 1949.

2. Петровская И. Ф. Поместно-вотчинные архивные фонды XVIII — первой половины XIX в. (дисс. к.и.н.). Л., 1955.

3. Маханек К. С. Организация управления крепостными крестьянами в вотчинных имениях Урала. Свердловск, 1960.

4. Мильчакова О. А. Организация судопроизводства в Нижнетагильском Горнозаводском хозяйстве во второй половине XVIII — начале XIX в. Екатеринбург, 2005.

5. ГАСО. Ф. 102. Оп. 1. Д. 17. Д. 74. Д. 75.

6. ГАСО. Ф. 643. Оп. 1. Д. 381.

7. ГАСО. Ф. 620. Оп. 1. Д. 7.

8. ПСЗ-1. СПб., 1830. Т. 15. № 11185. Т. 28. № 1460.

9. РГАДА. Ф. 1267. Оп. 7. Д. 327.