История знаменитой «Белой башни» в Екатеринбурге

Вряд ли проектировщики и строители, которые в 1929 году начали возведение водонапорной башни в посёлке «Уралмашстроя», предполагали, что это сооружение станет одним из символов Свердловска и получит статус памятника архитектуры.

Обычно при определении мест строительства заводов в первую очередь учитывали близость к сырьевой базе будущего предприятия и наличие воды. Так поступали не только в XVIII и XIX веках, когда вода была основным источником энергии, но и в ХХ веке. Например, при проектировании Ново-Тагильского металлургического завода большую роль в выборе места сыграла река Вязовка и множество подземных ключей, питавших её. Вода Вязовки использовалась и на строительстве цехов завода-гиганта, и поступала в рабочие посёлки НТМЗ.

В конце 1920-х годов, на севере Свердловска началось строительство Уральского завода тяжёлого машиностроения. Одновременно с ним стали возводиться и кварталы рабочего посёлка УЗТМ, названного «соцгородом “Уралмашзавода”». С первых же дней строительства на заседании горисполкома был принят ряд постановлений по обеспечению «стройки века» необходимыми материалами и ресурсами. Одно из этих постановлений касалось водоснабжения соцгорода. Поначалу этот вопрос решили просто и максимально быстро: воду в посёлок и на площадки завода доставляли в больших бочках на подводах на конной тяге. Забор воды осуществлялся из озера Шувакиш. Сказать, что качество воды оставляло желать лучшего, значит ничего не сказать: озеро уверенно вступило в первую стадию заболачивания. Ручьи и мелкие речки, питавшие озеро, пересохли, проточность воды прекратилась, и водная гладь стала покрываться тиной. Хватило двух вспышек дизентерии в рабочем посёлке, чтобы руководство Уралмаша забило тревогу. 

За помощью обратились к учёным Свердловска. Одним из первых на помощь строителям УЗТМ пришёл Модест Онисимович Клер — палеонтолог, геолог, краевед, сын основателя Уральского общества любителей естествознания (УОЛЕ) Онисима Егоровича Клера. По его сведениям, на берегу озера, на глубине около 50, метров залегали запасы чистой артезианской воды в объёмах, вполне достаточных для того, чтобы удовлетворить потребности жителей соцгородка. Но Модеста Онисимовича к разведке подземных вод не допустили ввиду его «непролетарского происхождения». Через обком партии начали искать гидрогеологов, чтобы получить точные данные о наличии артезианской воды в районе Шувакиша. Но тут оказалось, что к 1929 году на Среднем Урале оставалось всего три гидрогеолога. Один из них был отправлен в длительную командировку на участок будущего строительства Беломорско-Балтийского канала, другой отбывал срок где-то в Сибири. Единственная работающая гидрогеологическая служба находилась в Нижнем Тагиле, на Высокогорском рудоуправлении (ВРУ). 

Специалисты ВРУ во главе с гидрогеологом Александром Васильевичем Тутуниным произвели разведку, пробив на берегу Шувакиша восемь скважин. Было установлено, что запасы воды в подземных «линзах» действительно имеются, но залегают они на глубине от 80 до 100 метров. Три скважины из восьми были признаны «достаточно водоносными», две — «умеренно водоносными», а оставшиеся три — «водоносными при определённых гидрогеологических условиях». Первоначально разработку найденных водных запасов тоже хотели поручить специалистам ВРУ, однако главный инженер строительства УЗТМ Владимир Фидлер предпочёл привлечь «иностранный технический потенциал» и через главу Высшего совета народного хозяйства РСФСР Лобова пригласил для этих целей инженеров из Германии. Немцы привезли с собой насосное оборудование для поднятия воды, установили, опробовали его и построили пять насосных станций на берегу озера.

Одновременно со строительством насосных станций встал вопрос об организации водоснабжения в соцгороде «Уралмашстроя». Архитектурный руководитель строительного треста «Уралмашстрой» Иосиф Робачевский объявил экспресс-конкурс на лучший индивидуальный архитектурный проект водонапорной башни. На конкурс было представлено три проекта: Петра Оранского, Виктора Безрукова и Моисея Рейшера. Конкурсная комиссия в составе ведущих специалистов стройки рассмотрела проекты и сделала выбор в пользу эскиза самого молодого участника конкурса, недавнего выпускника архитектурной кафедры Томского технологического института Моисея Рейшера.

Его проектное предложение основывалось на пересечении призматической пластины-лестницы и цилиндра бака, поднятого на половину высоты призмы. На вершине башни предполагалось устроить две смотровые площадки — на кровле бака и в малом консольном объёме, соединяющем лестничный объём и бак. Высота башни составляла 29 метров, и, кроме того, она должна была разместиться на самой высокой точке рельефа, став архитектурной доминантой окружающего пространства.

Изначально предполагалось сделать башню полностью из железобетона. Но в Свердловске не было опыта строительства зданий из подобного материала, и тогда главный инженер стройки Владимир Фидлер лично принял решение изменить проект для надёжности. Он пририсовал дополнительные ножки под баком и настоял на том, чтобы бак был изготовлен из стали. Железобетонные конструкции водонапорной башни разрабатывались в московском проектном бюро «Техбетон», а проект металлического бака-резервуара подготовили в проектном бюро металлоконструкций. При сборке бака впервые в городе была использована техника сварки, а не клёпки. Бак изготовили за пять месяцев, и 5 июня 1931 года башня была готова.

Однако, как только акт о приёмке водонапорной башни подписали и её резервуар заполнили водой, дно бака выгнулось и оборвалось, в результате чего около 750 кубометров воды вылилось наружу. Разбираться в причинах аварии не стали, а сразу вызвали из Москвы ведущих инженеров «Техбетона», перед которыми была поставлена задача: рассчитать и спроектировать бак башни из железобетона, как и было изначально предложено Рейшером. С задачей москвичи справились за неделю, и водонапорная башня вновь оделась в строительные леса.

По завершении строительства сооружение покрасили белой известью, за что оно и получило в народе своё название — «Белая башня». Благодаря ей чистая вода появилась в самых отдалённых барачных посёлках: Машиностроителей, Рабочем и Экскаваторном. Осенью того же 1931 года руководство завода во всеуслышание заявило о том, что проблема водоснабжения Уралмаша «решительно решена раз и навсегда». В декабре о трудовой победе машиностроителей написали в местной и центральной прессе, в том числе и в «Правде». В Свердловске Белая башня стала одним из символов города. Заводские поэты слагали о башне стихи, а на городском конкурсе школьных рисунков, проведённом в 1933–1934 учебном году, изображение водонапорной башни стало одной из главных тем.

Но не прошло и года, как жители посёлка начали жаловаться на малый напор воды, и руководство завода стало лихорадочно искать выход из сложившегося положения. Был проложен временный водовод от Верх-Исетского пруда, что помогло немного снять остроту проблемы. Строители снова пригласили гидрогеологов ВРУ, которые вынесли вердикт: интенсивный забор воды подорвал природный баланс и привёл к истощению подземных «линз». Тагильчане посоветовали остановить работу насосных на несколько лет, чтобы возобновить запасы воды. Сделать это в условиях растущего и строящегося соцгорода было невозможно. Инженеры Уралмаша предложили альтернативный вариант решения проблемы: построить плотину на реке Калиновке, вытекающей из Шувакиша, и тем самым удержать воду в озере. Плотину на Калиновке построили, но воды больше не стало. 

В 1937 году НКВД выдвинуло в адрес главного инженера стройки Фидлера обвинение в том, что он умышленно скрыл факт маловодия в озере Шувакиш, и это привело к напрасной трате денег и нехватке питьевой воды в посёлке. Припомнили ему и сварной бак водонапорной башни, который лопнул при первом же испытании.  Молодые чекисты, занявшие кабинеты репрессированных в разгар «ежовщины» свердловских правоохранителей, не знали, что Фидлер умер пять лет назад. Дело закрыли, а жалобы жителей Уралмаша на перебои с водой продолжались. Попробовали привлечь к ответственности Модеста Онисимовича Клера, однако, и в этот раз дело пришлось закрыть, так как Клер уже был осужден в Ленинграде по «Делу Промпартии» и отбывал срок в ссылке.

После снежной зимы 1938 года уровень воды в озере Шувакиш стал подниматься, но это продлилось не долго. Последний раз озеро наполнилось водой после дождливой осени 1943 года, но на Уралмаше к тому времени уже потеряли веру в возрождение водоёма, и 80% воды поступало в Белую башню из Верх-Исетского пруда. В 1941 году башня на четыре с половиной года перестала быть белой: её покрасили в защитный цвет хаки — в Свердловске опасались, что гитлеровцы дойдут до Горького, откуда до Урала смогут долетать немецкие дальние бомбардировщики. После войны в Свердловске начали разрабатывать проект реконструкции сетей водоснабжения, и вскоре стало ясно, что Белая башня в ближайшие 10–15 лет утратит своё функциональное значение. Так и произошло. Первыми законсервировали насосные на берегу Шувакиша. До тех пор, пока в них оставалось насосное оборудование, здания охранялись стрелками ВОХР. Затем, в начале 1960-х, оборудование демонтировали, и вооружённую охрану сняли. Применения насосам так и не нашли. 

В начале 1960 годов в исполкоме Орджоникидзевского района встал вопрос о дальнейшей судьбе башни. На одно из заседаний райисполкома пригласили автора проекта Белой башни Моисея Рейшера, у которого был свой взгляд на будущее его детища. Как оказалось, ещё в 1942 году Моисей Вениаминович и группа свердловских художников разработали проект, превращавший это сооружение в кафе с залом на 50 мест и обзорной площадкой на крыше. Проект произвёл фурор, и дирекция «Уралмашзавода» пообещала профинансировать реконструкцию водонапорной башни. В поддержку проекта высказывались и партийные органы. Но когда, казалось, уже всё было решено, проект «застрял» у главного архитектора Свердловска. Согласования и доработки проекта длились не один год, и сооружение было признано памятником архитектуры областного значения. В 1975 году в институте «Свердловскгражданпроект» прошёл конкурс «На лучший проект использования в народном хозяйстве водонапорной башни УЗТМ», но ничего толкового конкурсанты не предложили. 

С началом перестройки о судьбе башни снова заговорили. Но, не имея реального хозяина, башня превратилась в «заброшку». В 2015 году в Екатеринбурге узнали об опыте тагильчан, которые превратили заброшенную «Демидовскую дачу» в музей. Идея городским властям понравилась, и с августа 2016 года Белая башня работает, как музей самой себя.