Первые в мире спидометр и «автомагнитола» музыкальных дрожек тагильского мастера Егора Кузнецова

Одна из ярких страниц истории нашего города связана с именем выдающегося механика России XVIII века Егора Григорьевича Кузнецова-Жепинского. Тагильчанам он известен прежде всего как изобретатель уникальных механических музыкальных дрожек, которые в наши дни хранятся в Государственном Эрмитаже в Петербурге. Мало кто знает, что знаменит Егор Кузнецов стал ещё до этого — он был изобретателем первого на Урале и в Сибири прокатного стана и целого ряда прогрессивных для тех лет технических новшеств и усовершенствований, внедрённых на демидовских рудниках и заводах. Так, он изобрёл и построил водоотливную и рудоподъёмную машины для шахт Медного рудника, плющильную машину для выделки листового железа и механические ножницы с водным приводом для нарезки железного листа по заданным размерам. Но всероссийскую славу крепостному изобретателю принесли не эти машины и механизмы, а музыкальные дрожки, поразившие самого императора, и астрономические часы, которые заводовладелец Никита Акинфиевич Демидов хоть и назвал «забавной безделицей», но не хотел продавать «хошь за пять тыщ рублёв» известному уральскому часовых дел мастеру Льву Собакину.

В советское время многих историков и краеведов интересовало, откуда у простого демидовского крепостного двойная фамилия и откуда он родом. Тут надо отметить, что на этот счёт имелся целый ряд версий, самая популярная из которых выглядела следующим образом.

Будущий изобретатель-самоучка родился 23 апреля 1725 года в семье старообрядца Григория Жепинского, бежавшего «по расколу» из западных губерний Российской империи на Урал. В 1720 или 1721 году заимка, где обосновались беглецы, оказалась в границах демидовской «дачи», и глава семейства сам направился в Невьянск искать защиты у Демидовых. Прознав о том, что Григорий знает толк в кузнечном деле, Акинфий Никитич послал его на Выйский завод, где тогда ощущался острый дефицит специалистов. На окраине деревни Вогулки (так русские прежде называли Вогульскую деревню) Григорий Жепинский построил дом, а чуть позднее и кузницу, где впоследствии начали постигать премудрости кузнечного дела его сыновья Фёдор, Елизар и Егор.

Версия выглядит очень правдоподобно, но она не объясняет происхождение двойной фамилии Кузнецова-Жепинского. Согласно архивным документам, приказчики и сами Демидовы называли Егора Григорьевича Жепинским, а соседи по Малой Вогульской улице, где он жил, и работный люд — Кузнецовым.

Любопытную версию не так давно выдвинули польские историки. Они полагают, что предком знаменитого уральского механика был кузнец из города Жепин (польск. Ржепин) Ян Жепинский, служивший в полку Александра Зборовского, который осаждал Москву во время польского нашествия. В сентябре 1612 года польские войска под Москвой были разбиты, а Жепинский попал в плен и был определён на казённые работы. Здесь, в России, он был обращён в православие, обзавёлся семьёй. Один из его сыновей, Гжегош (на русский манер — Григорий), попал к Никите Демидовичу Антюфееву, который в 1702 году отвёз его на Урал. Что же касается фамилии Кузнецов, то она появилась позднее и, как многие русские фамилии XVI–XVIII веков, служила указателем профессии человека. Какая из версий ближе к истине, теперь сказать трудно.

На Выйском заводе кузнечных дел мастер Григорий Жепинский появился в 20-х годах XVIII столетия. Из троих его сыновей, которые пошли по стопам родителя и весьма скоро выбились в мастеровые, заводские приказчики особо выделяли Егора, который «и ковать горазд, и разные сложные вещи чинить может, к тому способность имея». В начале 50-х годов XVIII века Егор Григорьевич становится во главе слесарной мастерской при Выйском заводе, а в 1755 году в переписке заводских приказчиков с «господином заводовладельцем» появляются упоминания об астрономических часах, которые Егор Жепинский «начал мастерить без убытку заводскому делу и на свой кошт». Никита Акинфиевич отнёсся к этому известию довольно равнодушно и вскоре отправил мастера в Невьянск к брату Прокофию, где Егора Кузнецова поставили учить местных недорослей слесарному делу. Спустя два (по другим данным, три) года Жепинский возвращается в Тагил, где по приказу Никиты Демидова занимается тем же: обучает слесарному и кузнечному делу молодёжь. 

О чудо-часах мастер напомнил хозяину в донесении только в 1775 году:

«Ныне оные часы мною в совершенство приведены, о коих ниже сего объявляю: стан тех часов — вышина 3/4 аршина и 2 вершка; вышина и ширина — 3/4 аршина. В них сделаны действия:

1. Восхождение и захождение солнцу с открыванием на новой прибыли и убыли света, то есть сколько в дня часов, столько истечение солнечного идёт и потом закроет себя в нощь.

2. Рождение месяца и когда бывает полон, потому же ущербление оного.

3. Показание по святцам во весь год каждого дня святых.

4. На боку тех часов подле курантного вала есть молотовая фабрика, в коей имеется горн, меха и молот. Под молотом статуй, яко молотовой мастер тянет железо, подходит к молоту с полосой и отходит от молота прочь. И просил я, как оные в замысле моём деланы на имя и счастье вашего высокородия, чтоб о тех часах от заводской конторы донесено было к вашему высокородию, не соизволите ль приказать оные часы представить мне вашему высокородию самому, затем что на первой случай без меня их собрать и оных действие показать не можно».

Никита Акинфиевич поблагодарил Жепинского за труды, пожаловал мастера денежной премией, однако к себе с докладом и демонстрацией часов не допустил, а велел отправить их в своё имение под Москвой, где они спустя пару лет сломались. Часы Демидов вернул в Тагил на починку, и письменных упоминаний об их судьбе больше не было. Долгие годы часы считались безвозвратно утраченными, пока в 1945 году их совершенно случайно не обнаружили в куче металлолома на копровом дворе завода имени Куйбышева. Находку тут же передали в краеведческий музей, и сейчас часы находятся в экспозиции музея «Дом Черепановых».

 

Любопытно, что за 20 лет, пока создавались часы, их концепция не раз менялась. Например, поначалу они задумывались как каминные часы. Затем мастер решил сделать их напольными, а к Никите Демидову они попали уже в настенном варианте. Со временем менялось и музыкальное сопровождение. Изначально часы должны были проигрывать четыре мелодии, но в конечном варианте их стало шесть, при этом четыре были мелодиями немецких композиторов. Знание крепостным мастером Егором Жепинским немецкой музыкальной культуры более чем удивительно. Ведь, по имеющимся архивным сведениям, дальше Тулы он не выезжал и обучения в школах не проходил, до конца своих дней оставаясь почти что неграмотным. Читать он мог лишь по складам, знал примитивный счёт и почти не умел писать: все его донесения, письма и челобитные были написаны заводскими писарями. 

В то же время известно, что Егор Григорьевич пользовался уважением у заводских управляющих и был на хорошем счету у самого Никиты Демидова. В ноябре 1762 года работные и мастеровые сразу трёх заводов — Нижнетагильского, Черноисточинского и Выйского — прекратили работу и подняли бунт, требуя увеличения оплаты труда сверх подушного оклада. Для наведения на заводах порядка в Тагил была направлена солдатская команда. Началось следствие, в ходе которого было арестовано 15 зачинщиков. 

Среди арестованных оказались братья Жепинские. Однако заводские приказчики на допросах показали, что Егор Жепинский в беспорядках не участвовал, а «токмо, приходя на площадь три дня кряду, увещевал братьев своих Елизара и Фёдора пойти по домам». Никита Акинфиевич тоже встал на защиту Егора, приказав освободить его из-под стражи. В итоге Елизар и Фёдор понесли наказание: они были переведены «поддоменными» на Нижнетагильский завод, на одну из самых тяжёлых и низкооплачиваемых работ.

Вскоре туда же, на Нижнетагильский завод, перевели и Егора Жепинского в должности мастера. Ему было поручено наладить на заводе выпуск тонкого 8-гранного и 4-гранного железа. И хотя создать машину для получения таких сортов не получилось, Демидов оценил изыскания Егора Григорьевича в этой области полезными. В 1771 году Егор Григорьевич по заданию Никиты Акинфиевича едет в Тулу, где знакомится с производством нарезного оружия и сам делится с тульскими мастерами своими разработками. 

Позднее управляющий тульским заводом Савелий Пастухов докладывал Демидову:

«Присланной вашего высокородия в Тулу сибирских заводов человек Егор Жепинский, которому велено, будучи в Туле, примечать всё, вашим высокородием указанное, он сделать может и сам. А ещё обучать, как порезку и насечку работают. А мелкопуленные винтовки как он работает, то в Туле поныне так не работали и так скоро и хорошо. И дивятся наши мастера и говорят похвалы: достойный мастер. Угольные и рудные печи он самым первым делом видел, а про работающие водой при тульских заводах пильная и мучные мельницы Жепинский говорит, что при заводах вашего высокородия их тоже сделать можно».

По возвращении в Тагил Егор Григорьевич устраивает на заводах гвоздарное производство, возводит на Нижнетагильском заводе пильную мельницу с водяным приводом и строит станки для производства ружей. В 1777 году вместе со своими подмастерьями и кузнецом Субботиным «слесарный уставщик Кузнецов-Жепинский, употребив усердное старание», принимается строить листопрокатную и плющильную машины для получения железного листа и 4-гранного сортового железа. Листопрокатную машину Жепинский запустил уже в 1779 году, а плющильную — в 1781-м. После этого под его руководством была построена мастерская по изготовлению кос. Кроме того, мастер был неоднократно востребован для починки башенных часов в Нижней Салде и Невьянске.

К 1785 году Егор Кузнецов-Жепинский становится одним из самых уважаемых людей в Нижнетагильском посёлке. И одним из самых состоятельных. Например, за астрономические часы хозяин жаловал мастеру 200 рублей серебром. За прокатный стан (кстати, проработавший без единой поломки до 1801 года) — 500, за плющильную машину — 300 и посулил медаль. Крупными денежными премиями были отмечены почти все изобретения Егора Григорьевича. Единственное, что Никита Акинфиевич Демидов наотрез отказывался дать Жепинскому, — «отпускную от заводов», «вольную» для него и членов его семьи. 

В 1785 году 60-летний изобретатель начинает работать над созданием музыкальных дрожек. Изначально Егор Григорьевич хотел «поклониться оной поделкой хозяину», чтобы выпросить «вольную», но Демидов на Урал никак не ехал: сначала его задерживало строительство усадьбы в деревне Петровское-Княжищево (ныне — Петровское-Алабино), затем смерть любимой жены Александры Евтихиевны. А в 1789 году умер сам Никита Акинфиевич и во владение заводами вступил его сын Николай. По слухам, которые доходили до Урала, молодой Демидов совершенно не интересовался заводами, проживал в Петербурге и в тагильскую глушь приезжать даже не собирался. Вот тогда-то и пришла Егору Жепинскому идея подарить задуманные им дрожки самому царю. 

Пятнадцать лет ушло у изобретателя-самоучки на постройку и отладку «механических дрожек» (называть их «музыкальными» стали уже в советское время). Сейчас в это трудно поверить, но не зная ни геометрии, ни физики, ни алгебры, Егор Кузнецов все свои изобретения доводил до рабочего состояния единственным доступным ему способом — практическим моделированием. 

Дрожки были рассчитаны на двух пассажиров и кучера и были оснащены «путеизмерительным прибором» (или «верстомером») и механическим органом, способным проигрывать мелодии при движении экипажа. 

«Верстомер» Кузнецова-Жепинского, по сути дела, являлся первым в мире спидометром. При помощи сложной системы зубчатых передач измеритель расстояния был соединён с задним колесом дрожек, длина окружности которого составляла одну сажень. Один из шести циферблатов отмечал каждый оборот колеса, остальные — пройденный путь в десятках и сотнях сажен, в десятках и сотнях вёрст. О каждой пройденной версте громким звоном извещал колокольчик. А засекая время между звонками, можно было определить скорость движения дрожек. Под циферблатами «верстомера» был помещён портрет изобретателя дрожек и обычные часы.

Механический орган, сконструированный Егором Григорьевичем, также имел сложную систему привода в действие и мог проигрывать шесть известных мелодий, среди которых были «Во саду ли, в огороде», «Ах вы, сени, мои сени...» и «Во кузнице». Много это или мало? 

В 1981 году один американский турист, посетивший Эрмитаж, где выставлены дрожки, выслушав рассказ экскурсовода, воскликнул: «Послушайте, это же прародитель современной автомобильной магнитолы!» Оказалось, что этот турист являлся ведущим конструктором фирмы FidelyPack, которая была пионером в области оснащения автомобилей музыкальными проигрывателями. 

Не меньший интерес представляет собой резонаторный ящик органа, состоящий из нескольких частей и обеспечивающий комфортную для пассажиров громкость звучания. С дрожками связано имя ещё одного выдающегося тагильчанина — художника и мастера лаковой росписи Сидора Дубасникова, который расписывал дрожки живописными миниатюрами, о чём над циферблатами дрожек имеется надпись: «Сии дрожки малевал того же господина и завода Сидор Дубасников. Нижнетагильский завод». Этот факт свидетельствует о том, что Кузнецов-Жепинский и Сидор Дубасников были давно знакомы и, возможно, жили по соседству. 

Есть на дрожках и другая надпись, как бы представляющая изделие его будущему владельцу: «Сих дрожек делатель Нижнетагильского его превосходительства господина Николая Никитича завода житель Егор Григорьевич Жепинский родился в 1725 году апреля 23 числа, которые сделаны по самохотной выучке и любопытному знанию с 1785 по 1801 год в 76-е лето своей жизни».

История преподнесения в дар дрожек известна во всех подробностях. Изначально Кузнецов-Жепинский намеревался подарить их императору Павлу I, но до Москвы Егор Григорьевич добрался уже тогда, когда Павел умер. Тогда мастер передал их в дар Александру I, рассказав историю создания дрожек. Император подарок принял и передал его вдовствующей императрице Марии Фёдоровне. Тронутая таким вниманием со стороны простого мужика, императрица повелела молодому Николаю Демидову «освободить мастера от заводов вместе со всей его семьёй». 

21 октября 1804 года Егор Григорьевич получил «отпускную». После этого о Кузнецове-Жепинском упоминаний в летописях тагильских заводов не встречается. Считается, что, получив «вольную», изобретатель через год умер. 

Судьба его механических дрожек оказалась счастливой. В 1838 году они были переданы в Конюшенный музей в качестве экспоната и находились в нём вплоть до 1917 года. После Октябрьской революции Конюшенный музей был закрыт, но дрожки были оценены как памятник русского технического творчества и переданы в Государственный Русский музей в Ленинграде. После Великой Отечественной войны их передали в Государственный Эрмитаж.

 

© 2024. Д. Г. Кужильный для АН «Между строк»