В конце июня Иркутская область ушла под воду. Из-за потопа пострадали 96 населённых пунктов, стихия снесла свыше 15 тысяч жилых домов, в которых проживали почти 33 тысячи человек. Тулун оказался в числе наиболее пострадавших городов — к резкому повышению воды привёл прорыв дамбы. В один момент под водой оказались 887 жилых домов. Помимо спасателей, в эпицентр наводнения отправились волонтёры со всей страны — они разгребали завалы, очищали дороги, оказывали медицинскую и гуманитарную помощь. Одним из добровольцев оказался житель Нижнего Тагила Константин Баштовой, директор свердловской региональной общественной организации «Город без границ», член «Молодой гвардии». В начале июля он отправился в Тулун, где пробыл неделю, разбирая завалы разрушенных домов, общаясь с местными жителями. По возвращении он рассказал АН «Между строк» о том, что правда оказалась ужаснее, чем в телевизоре, о 14-часовых рабочих сменах, о страшных находках, боли местных жителей, потерявших дома, и танцах сквозь слёзы.
— Как попали в число волонтёров?
— Головной штаб «Молодой гвардии» в Москве объявил сбор команды для ликвидации последствий наводнения в городе Тулуне, который больше всех пострадал. Я откликнулся. Поговорил со своим заместителем в «Городе без границ», он согласился подменить меня на время отъезда. Меня ничего не держало. 5 июля мы поехали. РЖД выделили два вагона для добровольцев, нас ехало порядка 100 человек, ещё 50 ждали нас в Тулуне. Мы приехали туда 7-го числа.
С области, получается, три человека всего отправились. Два человека из Екатеринбурга, и я из Тагила. В районе ЛДК, куда направили меня, работали ещё порядка 30 человек.
— Что вы увидели, когда приехали?
— Не верил своим глазам. Сразу вспомнил картинку из телевизора. Правда, вживую гораздо страшнее всё это видеть: и последствия, и отметки уровня воды на домах. Я даже представить не мог, что вода могла так высоко подняться. Где-то два этажа под воду ушли, в некоторых местах даже фонарные столбы скрывало. Будто в другую страну попал, где уровень жизни иной. Мы сразу поняли, что мы тут не зря и работы нас ждёт очень много.
Мы были там ровно неделю, и каждый день работали по 12–14 часов, без выходных. Вставали в 7 утра, бежали в столовую, завтракали и шли на разбор завалов. Нам сразу давали задачу на день. В том районе, где я работал, есть школа, весь её первый этаж очень сильно пострадал: самого основания здания нет. В ней приходилось полностью вскрывать полы на первом этаже, чтобы подготовить к капитальному ремонту. 1 сентября её должны запустить, детям нужно в школу идти, а она одна в районе.
— В домах, квартирах тоже разгребали завалы?
— Это была наша основная задача. Если это какая-то адресная помощь, мы просто шли отрядом по улице, заходили в каждый дом, спрашивали, нужна ли помощь, выносили разрушенную мебель. А если нет никого, осматривали общую обстановку: мало ли, труп или домашние животные остались. Если всё нормально, шли дальше. Если просто кого-то на улице встречаем, спрашиваем, откуда они, нужна ли им помощь. Нам удалось очистить 50 домов, школу и детский сад, мы вывезли 170 грузовиков мусора, адресно помогли порядка 1700 семьям.
— По последним данным, в Иркутской области погибли 25 человек, ещё 11 числятся пропавшими без вести. Вы говорите, что осматривали дома на трупы. Находили?
— Трупы людей, к счастью, нет. А вот двух собак находил. В одном из домов, где нашёл собаку, позже узнал, что там бабушка умерла. Как я понял, она просто не смогла выбраться, потому что пристрой перевернуло и прижало дверь. Окна у неё пластиковые были. Скорее всего, вода уже такого уровня достигла, что она не смогла выйти. Спасатели тело достали уже через крышу. Жертв было очень много, очень много домашнего скота полегло. Один раз МЧС выезжали на вызов — 200 голов свиней, 50 коней увозили. Тяжело это всё видеть. Когда я приехал к себе в деревню, у меня мурашки по коже пошли, как всё чисто, цело. А там словно город подняло, перевернуло и обратно опустило. Дом на доме, туалеты на футбольных полях лежат. Кто-то до сих пор свой дом ищет. Видел объявление: «Помогите найти дом, помогите найти контейнер». Люди приезжали, а там пустыри.
— А вы дома помогали находить?
— Конкретно это в наши задачи не входило. Там быстро всё находилось, я видел отклики, что там твой дом, там твой контейнер. Валяется всё вокруг, даже не знаешь, с этой улицы или нет. Мы ходили с инструментом, поэтому нам не до этого было. Все наши силы были брошены на ликвидацию завалов, адресную помощь людям. Кто-то один утром выходил, чтобы обходить дома, а наша команда по пути это делала. То есть мы разгребли завал, спецтехнику подогнали, увидели дом, зашли. Если есть жители, спросили, что необходимо, я записал, передал спасателям, дальше пошли. А на следующий день по их просьбам выходили группы людей, которые разносили гуманитарную помощь. Если нужно было, то выходили медики.
— Гуманитарную помощь собирают по всей стране. Как её принимают на месте, как распределяют?
— Гуманитарная помощь приходила ежедневно, её распределяла определённая группа, были организованы пункты выдачи, люди приходили туда, а кто не мог самостоятельно прийти, тому на дом доставляли. В основном люди нуждаются в постельном белье, еде, воде.
Также там очень много инфекций, поэтому медицинская помощь была просто необходима. У нас был кабинет, где лекарств куча была. Волонтёры-медики по запросу выходили на адреса.
— Перед началом работы медики поставили волонтёрам прививки от столбняка и гепатита А. Как происходила работа врачей с населением?
— Да, прививки нам действительно ставили, и они, кстати, нас спасали, потому что ни один волонтёр не уехал без ранения, повреждения. Везде валялись доски с гвоздями. Я сам однажды за день четыре раза наступил на гвозди. Что касается населения, то медики каждый день выезжали на вызовы. В основном лечили ссадины, ушибы, обрабатывали раны. Потому что после наводнения мало того, что мусор везде, так ещё и дома могли обрушиться.
— Как часто обрушались дома?
— Когда мы работали, сильных обрушений не было. Было, что я один раз провалился: шёл во дворе через завалы и рухнул вниз — оказывается, там был подпол, но из-за завалов я его не увидел.
— Были дни, когда хотелось передохнуть? Ведь физически выдержать 14-часовой рабочий день очень сложно…
— Честно, таких дней не было. Каждый день проходил по-разному. Были дни, когда мы ехали на склад, потому что пришла фура, а отряд, который работал на штабе, не справлялся с разгрузкой. Вечером стабильно возвращались грязнющие, вся одежда рваная, обувь промокшая. Где-то в 10 вечера ходили в баню и сразу спать ложились, засыпали как младенцы. В течение дня, конечно, уставали очень, хотелось побыстрее закончить и ехать отдыхать, но утром после подъёма мы вновь ехали с новыми силами и желанием помогать.
Да, тяжело. Но отлынивать от работы и стонать к чему? Ведь все понимали, что едем на ликвидацию. Приходилось лазить по завалам, залезать в полуразрушенные дома и надеяться, что они не развалятся. Страшно, конечно, ещё то, что очень много детских вещей и игрушек повсюду.
— Что тяжелее всего давалось именно вам?
— Физически было очень тяжело… Очень. Мы приходили без ног, просыпались тяжело, всё болело. С населением было тяжело работать: видеть эмоции, слёзы. Даже взрослые мужчины ревели, у которых одновременно и машина утонула, которая в кредите была, и дом уничтожен, — что делать, не знают. Так, один мужчина 27 июня купил дом дорогой, хороший. Одну ночь там переночевал, улетел в Германию, прилетает, а дома нет. Вот мы помогали ему из-под завалов вещи доставать. Последний рабочий день тоже очень тяжёлый выдался. Я стоял возле дома, распределял самосвалы: которые поменьше — на разборы домов, которые побольше — на завалы. И к этому дому, где я стою, подъезжают жена с мужем. Женщина встаёт на колени и начинает рыдать, потому что её дом полностью уничтожен. Это очень тяжело. Муж до этого был в доме, а она впервые увидела его состояние. Они приехали забрать дрова и вещи какие-то, но у них и дровяник полностью перевернуло. Я отправил им двоих волонтёров на помощь, они потом мне рассказали, что даже вещей вообще не осталось, только дрова.
— Как люди относились к помощи?
— Все по-разному реагировали. Помогали, например, женщине одной, она рассказывала, как больше суток ждала с внуками спасателей на крыше. Одному около пяти лет, второму около десяти. Так мы с ними сдружились, обменялись телефонами, они нас потом ещё и арбузом угостили, когда завал разгребли. А есть люди, которых беда не коснулась, они почему-то очень агрессивно были настроены к нам, не верили, что мы просто помогаем и не попросим оплаты. Есть и те, кто от утраты близких или жилья опустил руки и не хотел принимать помощь. Иногда подходишь к дому завалы разгребать, а на чердаке сидит хозяин и пиво пьёт. Мы вроде спрашиваем, что убрать, а он в ответ, мол, забирайте всё, мне ничего не надо, — и сидит дальше пиво пьёт. На всех беда по-своему повлияла, но мы никогда бурно не реагировали. Наоборот, старались создавать позитивную обстановку, с некоторыми жителями даже танцевали.
Очень приятно было оттого, что мы справились с миссией. Когда услышали от руководителей, что работа закончена раньше срока с перевыполнением плана. А значит, мы смогли для города сделать больше, чем от нас ждали.
— Почему не остались помочь ещё?
— Мы ехали изначально до определённого числа. Все знали, что поезд обратно 17-го числа. РЖД выделили два вагона до Тулуна и обратно.
Там ещё есть участки, где затоплено. А где вода ушла, там болота. Улица 3-й пятилетки, улица спортивная, 2-й партизанский переулок и 2-я партизанская улица практически уничтожены в районе ЛДК. Машины всё время проваливались. Долго там ещё разгребать и сушить всё.
— С какими мыслями уезжали?
— Как-то больше теперь хочется помогать людям, которые оказались в подобной ситуации. Теперь, если что-то подобное случится и у меня будет возможность помочь, я не раздумывая поеду, потому что я знаю, куда еду, знаю, что это такое. Хочу и другим ребятам-волонтёрам сказать, чтобы тоже ехали, помогать надо. Теперь я понимаю, что иногда люди действительно нуждаются в помощи таких же обычных людей. Изменилось представление о том, что такое ЧС федерального масштаба. Это помощь, это доброта.
