Официальная история гласит, что бывшая фрейлина императорского двора Аврора Карловна Шернваль-фон-Валлен-Демидова-Карамзина последний раз была в нашем городе в 1855 году на открытии памятника её второму мужу Андрею Николаевичу Карамзину. После этого «соименница зари» прожила некоторое время в Петербурге, а затем переехала в Финляндию, в родовое поместье Трескенде, которое не покидала до самой смерти. Впрочем, официальная история редко соответствует истории настоящей.
Об Авроре Карловне в советский период написано так много, что, кажется, нет такого события в её жизни, которое не было бы самым подробным образом исследовано отечественными историками, создавшими для нас образ очаровательной образованной женщины, преисполненной милосердием, состраданием, добротой и сочувствием к простому люду, тяготившейся своим положением «барыни». Историю Авроры несколько раз переписывали, неизменно добавляя положительных черт в её образ, а зачастую и приписывая ей то, что она не совершала. В то же время вплоть до начала 2000-х оставались неизвестными некоторые интересные факты из её жизни, которые могли бы дополнить образ этой женщины неожиданными подробностями. Так, в 1885 году Аврора Карловна Демидова-Карамзина, которой в то время исполнилось 77 лет (!), совершила поездку из Гельсингфорса (Хельсинки) на Урал для участия в похоронах сына, Павла Павловича Демидова. Причём из Гельсингфорса до Москвы, где её встречала вдова Павла, Елена Петровна Трубецкая, Аврора ехала одна.
От Москвы до Нижнетагильского заводского посёлка её сопровождал племянник, камергер императорского двора князь Владимир Петрович Мещерский, который оставил в своих дорожных дневниках много весьма интересных сведений об Авроре Карловне.
«После всех этих печальных событий, связанных с долгой, утомительной панихидой, помещением гроба с телом Павла Павловича в склеп, тётка моя Аврора Карловна в тот же вечер велела подать экипаж, чтобы отправиться на поиски остатков семейного архива, оставленных здесь, в Нижнем-Тагильске, 30 лет назад. Я пытался отговорить её, обещал поехать с ней вместе, но завтра, со свежими силами, но она осталась непреклонна. Бумаги, в большинстве своём письма, которые хранились в подвале заводского правления, заняли почти весь дорожный сундук. Наутро она пожаловалась мне на то, что архив находится в страшном беспорядке, с которым смог бы справиться разве только её секретарь и последний любовник Огрызко», — писал Владимир Петрович.Имя Иосафата Петровича Огрызко (в польской транскрипции Юзефата Огрицко) хорошо известно тем, кто всерьёз интересуется историей польского восстания 1863–1864 годов или историей Иркутска. Однако о его связи и отношениях с Авророй Карловной Демидовой-Карамзиной до недавней поры мало кто знал.
Овдовев в 1840 году, Аврора Карловна Демидова шесть лет спустя, неожиданно для многих, знавших её близко, выходит замуж за Андрея Карамзина — сына известного историка, педагога и литератора Николая Михайловича Карамзина. В отличие от своего отца, который был любим и уважаем при дворе и в высшем обществе, Андрей Николаевич с юных лет стяжал себе славу «образованного дилетанта», при этом ничуть не стыдясь этого полушутливого звания и мечтая о карьере военного.
«Я совершенно не понимаю, почему Андрей возомнил о себе, как о знатоке ратных дел, и всю жизнь стремился сделать на этом поприще карьеру. Для армейской службы он был вряд ли пригоден. Много больше пользы он смог бы принести, став просветителем или, в крайнем случае, управляющим имением», — писал в своих воспоминаниях известный поэт Фёдор Тютчев, хорошо знавший Андрея Николаевича.
По возвращении из свадебного путешествия Аврора Карловна предложила молодому супругу попробовать свои силы на посту управляющего уральскими заводами. Карамзин заинтересовался новым для себя делом и погрузился в изучение металлургии и геологии. А вскоре в доме молодожёнов появился молодой поляк, будущий выпускник юридического факультета Петербургского университета Иосафат Огрызко, которого Андрей Николаевич представил жене как своего адъютанта и секретаря. Так и началась история последней любви «роковой красавицы» Авроры.
Иосафат Петрович Огрызко родился 11 января 1826 года в Лепельском уезде Витебской губернии в семье потомственных, но обедневших дворян. По окончании Лепельского училища, а затем и гимназии в Минске он поступил в Петербургский университет, который окончил в 1849 году со степенью кандидата права.
Огрызко довольно быстро привёл в порядок личные архивы Авроры и Андрея и семейную библиотеку. В скором времени супруги заметили, что единственный наследник огромного состояния Демидовых — Павел Николаевич, который ранее не проявлял особого рвения к знаниям, — после общения с молодым секретарём начал живо интересоваться науками. И несмотря на то, что изначально в обязанности Иосафата Огрызко преподавательская деятельность не входила, вскоре именно он стал отвечать за образование юного Павла.
Кроме работы с архивами и библиотекой, Огрызко выполнял и различные поручения Андрея Николаевича и Авроры Карловны. Так, именно он отвечал за доставку на Нижнетагильский завод журналов и книг, которые Андрей Карамзин выписывал в Москве и Петербурге для заводской публичной библиотеки. Именно он позднее рекомендовал на должность главного библиотекаря ссыльного Адольфа Янушкевича, который до знакомства с Огрызко занимал пост садовника господского сада. По свидетельствам современников, супруги Карамзины относились к Огрызко почти как к родственнику. Известный в XIX столетии правовед Владимир Спасович вспоминал, что «в доме Карамзиных Юзеф был высоко ценимым другом всей семьи».
«Огрицко был при моей тётке Авроре кем-то вроде домашнего секретаря по преемству от её мужа и моего дяди, убитого в турецкую войну, Андрея Карамзина. Функции его были несложны, что позволяло ему заниматься своими делами. А его собственные дела заключались в начатой им тогда работе — собрании польских законов для предпринятого им труда Volumina Legtm и в группировании около себя под предлогом сотрудничества разных вольнодумцев из молодых людей университета, своих сверстников. В ту пору я с ним виделся довольно часто в доме моей тётки, и затем он заходил ко мне, мы с ним часто беседовали, а так как он был блестяще умён, ироничен, приятен в беседе, то я не мог не находить большого удовольствия в обществе с ним», — писал племянник Авроры Карловны князь Владимир Петрович Мещерский в своих воспоминаниях.
В 1853 году Андрей Карамзин отправился добровольцем на Крымскую войну, где чуть менее чем через год бесславно погиб. За телом мужа Аврора послала Иосафата Огрызко, который не только взял на себя согласование всех нюансов, связанных с эксгумацией и перевозкой останков Андрея Николаевича из Малой Валахии в Петербург, но и принял непосредственное участие в организации похорон. Он же стал первым утешителем овдовевшей во второй раз Авроры. Окончательное сближение первой придворной красавицы и секретаря произошло через год после похорон Андрея Николаевича, во время поездки на Урал на открытие в Нижнетагильском заводе памятника Карамзину.
На церемонию открытия приехали брат Авроры Эмиль и сестра Андрея Карамзина Елизавета.
«Секретарь моей сестры, господин Огрицко, произвёл на меня самое благоприятное впечатление. Он показался мне сильным, мужественным человеком, к тому же обладающим какой-то неуловимой, но в то же время мощной харизмой. Не удивительно, что его почитает и мой племянник Павел, а сестра почти влюблена в него и еле сдерживает себя, боясь показаться в своей привязанности окружающим», — писал позднее Эмиль Шернваль-Валлен в своём путевом дневнике.
Кроме функций домашнего секретаря, Огрызко выполнял и различные поручения Авроры Карловны, касающиеся управления заводскими делами. Например, он неоднократно приезжал на Тагильские заводы с инспекцией учебных и богоугодных заведений, которые финансировались ею и Анатолием Николаевичем Демидовым. В 1857 году Аврора, используя свои связи, поспособствовала тому, чтобы Иосафата Огрызко взяли столоначальником по золотодобывающей промышленности в Департамент горных и соляных дел. Скромная должность в этом департаменте позволила ему быстро обрести хорошие связи на самых высоких уровнях. Правда, чиновничья работа ему не нравилась. Он ждал настоящего дела, такого, которое способно было бы в какой-то мере изменить умонастроения в обществе.
7 августа 1857 года Иосафат Петрович обращается в Цензурный комитет с нижайшей просьбой разрешить ему выпускать на польском языке ежедневную газету «Слово». В комитете ничего не имели против такого издания, но неожиданно идею зарубил министр иностранных дел князь Александр Горчаков. Формально он придрался к тому, что в Санкт-Петербурге не было цензора, знающего польский язык. Однако реальная причина крылась в другом.
Дело в том, что князь Горчаков в ту пору был всерьёз увлечён Авророй Карловной.
«Горчаков тогда вечерами бывал в кабинете моей тётушки Авроры Карамзиной, которая, несмотря на свои 50 лет, была ещё стройной красавицей, к которой князь питал трепетный культ. Но она взаимностью князю не отвечала, отчего он сильно переживал и ревновал», — вспоминал Владимир Мещерский.
Уладить все цензурные тонкости Огрызко помог его старый приятель опытный юрист Кавелин. Разрешение на выпуск газеты было получено 31 января 1858 года. Деньги на оборудование дала Аврора Карловна. Кроме личных симпатий, был ещё один мотив: ей казались близкими многие идеи Огрызко. Будучи противницей всяческих революций, она в то же время понимала, что без перемен в обществе, без реформ государственного управления России не обойтись. Вопрос заключался в том, в каком виде следует проводить реформы.
К сотрудничеству со своей газетой Огрызко привлёк профессора Петербургского университета Владимира Спасовича, поэтов Антония Чайковского, Яна Станевича, Эдварда Желиговского, Балтазара Калиновского и других представителей польского землячества в Петербурге. Однако сам он в свою газету не писал.
«Огрызко вовсе не был литератором и даже не знал польского языка настолько, чтобы мог редактировать газету. Для него важным было другое — держать под своим неослабным контролем редакционную политику. Приоритетными в его газете были три темы: крестьянский вопрос, просвещение и международные известия. Подписчиками “Слова” стали многие известные общественные деятели и литераторы того времени: Некрасов и Тютчев, Тургенев и Герцен», — вспоминал его современник Осип Пржецлавский.
В феврале 1859 года у Огрызко начались первые проблемы. Его газета попала на глаза наместнику русского императора в Варшаве. В этом номере было опубликовано короткое письмо польского историка Иоахима Лелевеля, который ещё в 1830 году добивался от царя Николая I акта об отречении от польского престола и считался неблагонадёжным. Через три дня после публикации крамольного письма Иосафата Огрызко бросили в казематы Петропавловской крепости.
Первым произволом властей возмутился Александр Герцен, опубликовавший 15 апреля 1859 года в своём «Колоколе» статью, в которой обвинил министра иностранных дел Горчакова в удушении свободы слова.
В итоге разразился скандал. В защиту Огрызко вступился Тургенев и другие литераторы. Даже строгий цензор Александр Никитенко, недолюбливавший Иосафата Огрызко, обрушился на власти с критикой по поводу ареста издателя. Резонанс задержания Огрызко был так силён, что в Совете министров в защиту издателя газеты «Слово» выступили министр народного просвещения Евграф Ковалевский, председатель комиссии по крестьянскому вопросу Яков Ростовцев и даже шеф жандармов князь Василий Долгоруков.
Впрочем, как судачили в светских кругах, больше всех за освобождение Огрызко хлопотала вдова Андрея Карамзина, имевшая в Петербурге огромные связи. 13 марта 1859 года Иосафат Огрызко был отпущен на свободу. Выйдя из тюрьмы, Огрызко не только сохранил прежнее положение в петербургском обществе, но даже укрепил его. Благодаря своим связям в правительстве он в 1861 году перешёл с резким повышением по службе из Департамента горных и соляных дел в Департамент податей и сборов при Министерстве финансов Российской Империи. Авроре Карловне показалось, что её «сердечный друг» наконец-то взялся за ум и теперь посвятит свою жизнь карьере.
Однако история с арестом ничему не научила Огрызко. В апреле 1862 года за свои публичные симпатии к Чернышевскому он попал в число подозрительных и неблагонадёжных. Его фамилия появилась в списках III отделения Петербургского жандармского управления и была снабжена пометками «находится в подозрительных сношениях с Чернышевским» и «желательно произвести обыск». Правда, до обыска дело так и не дошло. Аврора пыталась отвлечь своего друга от революционной деятельности. Несколько раз Огрызко по её просьбе выезжал на демидовские заводы с инспекциями и другими поручениями, а также какое-то время плотно занимался приведением в порядок семейных архивов.
«Огрицко был моложе моей тётки, и она держалась за свои чувства к нему изо всех сил. Однажды она призналась мне, что боится потерять его и что на новые отношения с мужчинами у неё нет ни времени, ни сил… Сам же Иосафат имел достаточно благородства, чтобы не выставлять их более чем тесную связь напоказ, за что я проникся к нему большим уважением», — писал об этом периоде Владимир Петрович Мещерский.
Осенью 1864 года Иосафат Огрызко был обвинён в причастии к польскому восстанию. После подавления бунта в Литве жандармы, проводя в Вильно массовые обыски и аресты, перехватили переписку одного из руководителей повстанцев. В бумагах они наткнулись на письменные рекомендации за подписью Иосафата Огрызко. Следствие длилось год, но сколько-нибудь значительных результатов не дало. Тогда следователь сфабриковал несколько улик, которые вкупе с лжесвидетельством подставных лиц позволили представить в суде Иосафата Петровича Огрызко активным членом и одним из идеологов польского восстания. Следствие закончилось в 1866 году и дело передали в суд.
Аврора всячески пыталась облегчить участь своего бывшего домашнего секретаря, но повлиять на решение судей она не могла. Суд приговорил Иосафата Огрызко к смертной казни. Лишь в самый последний момент высшая мера была заменена на 20 лет каторги. В высших петербургских кругах догадывались, что смягчению участи Огрызко во многом поспособствовала его бывшая хозяйка.
Иосафат Петрович Огрызко провёл на каторге десять лет, пять из которых — в тюрьмах Якутии. Затем получил разрешение поселиться в Иркутске, но так и не дождался полного восстановления в гражданских правах. Без особого успеха он занимался золотодобычей, выполнял обязанности поверенного в делах ряда иркутских купцов, зарабатывал адвокатской деятельностью. В окрестностях Иркутска он купил заимку, где пробовал устроить животноводческую ферму. Из-за болезни глаз на прогулки Иосафат Петрович выходил только по ночам, отчего местные жители прозвали заимку «Дачей лунного короля». В последние годы жизни он занялся публицистикой, написал целый ряд статей о жизни жителей Иркутска и их быте, о городском театре, о природе Сибири. 17 марта 1890 года Иосафат Огрызко скончался. Он был похоронен в католической части Иерусалимского кладбища в Иркутске.
Помнила ли о своём «сердечном друге» Аврора Карловна, состояла ли с ним в переписке, помогала ли ему материально, до сих пор неизвестно. В личном архиве Огрызко писем от Авроры найдено не было.
При подготовке материала использовались следующие источники:
1. В. Огрызко. Роковая женщина // «Литературная Россия», 2007.
2. В. П. Мещерский. Записки и воспоминания // «Вехи», 1914.
3. ГА РФ, ф. 677.
4. И. Е. Баренабаум. Иосафат Огрызко. М., 1964.
5. Б. С. Шостакович. Сибирские годы Юзефата Огрызко. Иркутск, 1974.
6. Личные архивы автора.
