«Счастье — передавать свою любовь к искусству людям». Искусствовед Елена Ильина — о причинах переезда в Москву, провидении в жизни, любимых людях и картинах. Интервью «Афише МС»

Известный тагильский искусствовед, член союза художников РФ Елена Ильина в начале октября переехала в Москву. Её отъезд для всех городских журналистов стал настоящей трагедией: Ильина возглавляла топ самых любимых спикеров от искусства на протяжении долгих лет. Тяжело переживают расставание и сотрудники музея изобразительных искусств, где она проработала 39 лет. Вместе с ними она перевернула стереотипное представление о музее как о скучном месте, тагильский музей искусств в последние годы гремел далеко за пределами области. В том числе благодаря небывалым для Тагила масштабным грантовым проектам, которые воплощала в жизнь Ильина с коллегами-единомышленниками. Почему именно сейчас наследница известных уральских скульпторов решила переехать в столицу и чем она там займётся, о мистических совпадениях в жизни, друзьях, с которыми больно расставаться, а также наставления музею искусств и новому главе Нижнего Тагила — в интервью с Еленой Ильиной.

Елена Васильевна, чем будете заниматься в Москве?

— Буду так же работать по своей профессии, только теперь в Государственной Третьяковской галерее в должности заведующей отделом исследований творчества скульптора Анны Голубкиной. Это один из семи малых музеев Третьяковской галереи. Сейчас служба малых музеев галереи стала занимать важную роль, это активно развивающееся направление, и войти в эту систему — большая честь. В мои задачи, помимо обеспечения жизнедеятельности здания, будет входить исследование творчества скульптора-импрессиониста Анны Семёновны Голубкиной. Она родилась в 1864 году, была первой женщиной-скульптором в нашей стране, в буквальном смысле слова посвятила всю себя искусству — у неё не было ни детей, ни семьи.

Где сложнее работать — в провинциальном или в столичном музее? В чём различия, специфика работы?

— Просто у столичного и провинциального музеев разные масштабы деятельности, но проблемы есть и там и там. Среди музейщиков существует миф, что столичные музеи живут хорошо. Но всё не так радужно на самом деле. В большом столичном музее так много служб, что далеко не всё может быть достаточно профинансировано. Но что касается масштаба деятельности, то здесь масштаб первого ранга. Здесь всё очень строго, точные правила, проход только по пропускам, что естественно после происшествия в Третьяковской галерее (25 мая 2018 года вандал повредил полотно из коллекции Третьяковки Ильи Репина «Иван Грозный и сын его Иван». — Прим. авт.). За счёт этой строгости весь механизм галереи чётко работает, а он огромен.  

В Нижнем Тагиле вы возглавляли работу по изучению произведений художника Павла Голубятникова. Сейчас работаете в музее скульптора Голубкиной. Видите ли в созвучии этих фамилий какую-то мистику?

— В мистику, провидение судьбы я верю. Когда я разбирала книги родителей, нашла маленькую книжку Анны Голубкиной, изданную ещё в конце 1930-х годов. Голубкина была одним из тех редких скульпторов, которые оставили своё наставление будущим художникам. Художники редко пишут, а она оставила уникальный профессиональный трактат «Несколько слов о ремесле скульптора», который сегодня изучают абсолютно все — и художники, и искусствоведы. Вот эту маленькую книжечку — «слово скульптора» — моему отцу, будущему скульптору Василию Михайловичу Ушакову, который только поступил учиться в Уральское училище прикладного искусства, в конце 1940-х годов подарил его однокашник Виктор Глен.

Другая параллель. Анна Голубкина стала скульптором, что называется, вопреки. У неё очень рано умер отец, мать поднимала шестерых детей одна. Выживали за счёт огорода: дети помогали матери сажать и растить овощи, продавать урожай. Иногда во время прополки Анна Голубкина садилась что-то лепить из глины. Моя мама стала скульптором примерно также: она лепила с детства, но однажды её забрала на покос соседка тётя Маша по прозвищу Гренадёрша за могутный рост и силу. Во время отдыха мама, которой тогда было лет 15, села у костра и начала лепить фигурки. Эти фигурки тётя Маша, завернув в платок, отдала моему деду, знаменитому металлургу-орденоносцу, со словами: «Пал Константиныч, девку-то учить надо». Дед был знаком с эвакуированным из Ленинграда скульптором Михаилом Павловичем Крамским, к которому и пошёл. А тот, заметив талант девочки, посоветовал учить её в училище. Вот так! Две абсолютно точные параллели, только одна — дочь крестьянина, а другая — дочь рабочего.

И кто бы мог подумать, что мне, тогда ещё не рождённой, доведётся быть здесь, в Москве, работать с произведениями Анны Семёновны. И ещё о мистике: мне с детства было интересно находиться в мастерской родителей, а сейчас я словно возвращаюсь назад в мастерскую, в которой выросла, потому что в новом музее будет мемориальная мастерская Анны Семёновны, где будут лежать её инструменты, стоять чан с глиной.

Как думаете, что бы сказали родители о вашей работе в музее Голубкиной?

— Что бы сказали родители? Не знаю. Это был один из их любимых скульпторов. Надо помнить, что они учились в Ленинградском высшем художественно-промышленном училище в то время, когда Голубкина была в опале как скульптор-импрессионист, о ней не говорили, не изучали её метод. А студенты тем не менее её знали, о ней говорили, обсуждали её произведения, где-то видели. Я думаю, мама с папой были бы очень рады. Переход в Третьяковскую галерею произошёл уже после ухода из жизни моей мамы — заслуженного работника культуры России, скульптора и педагога Людмилы Павловны Ушаковой. Она очень этого хотела. Но я раньше отказывалась от подобных предложений, не могла оставить её. Её нет вот уже девять месяцев, и я решилась.

Елена Ильина на выставке работ своего отца скульптора Василия Ушакова в Алапаевске 

Вы родились в семье известных уральских скульпторов Людмилы и Василия Ушаковых, но не пошли по их стопам. Почему выбрали именно профессию искусствоведа — вам интереснее было исследовать шедевры, а не создавать их самой?

— Мама меня сама отвела за руку в музей, а я хотела стать врачом. И я точно знаю, что могла бы быть врачом. Когда-то раньше мечтала быть актрисой, но потом решила, что все девочки хотят быть артистками и что ничего у меня не выйдет. И когда мама, которая раньше работала директором музея, предложила мне пойти работать в музей, моя судьба решилась и в одну секунду повернулась жизнь. Мне всегда нравилось искусство, но я понимала, что рядом с родителями я могу быть бездарна, хотя они считали, что способности есть и я могла бы чего-то добиться как художник. Но я рада, что пришла в музей, который полюбила сразу и на всю жизнь. И наш Нижнетагильский музей изобразительных искусств, и музей как систему вообще.

Ваша дочь Маргарита — журналист Первого канала, как вы относитесь к тому, что она решила пойти своим путём, не в искусстве? Хотелось бы вам, чтобы внук связал с искусством свою жизнь, будете разговаривать с ним о такой возможности? 

— В семье все писали — и дед, и бабушка, и я. Меня мама писать и научила. И мыслить, думать, фантазировать. И душой за всех переживать. И Риту она этому учила, ну и я. В семье главное было культура и порядочность. Поэтому Рита просто заточилась на другой форме, но продвигает всё те же ценности. А проводить беседы о будущей профессии с внуком, конечно же, не буду. Это дело родителей, а моё дело — любить всех и помогать по силам. В других семьях это приходиться делать, так как нужно править ситуацию бабушкам и дедушкам. А здесь нет. Моя тётя сказала в ответ на мою фразу, что «Рита — сумасшедшая мать»: «А ты что, думаешь, другая была? Также с ней носилась». Ну это правда, зато и результат.

Елена Ильина с дочерью Маргаритой

Вы пришли работать в Нижнетагильский музей изобразительных искусств в 17 лет. Помните ли вы свой первый день в качестве сотрудника музея?  

— Да, конечно. 28 июня 1979 года у нас в школе был выпускной бал. А уже 6 июля я пришла работать в музей, мне было 17 лет. Вначале на должность уборщицы, затем прошла все ступени — смотритель зала, экскурсовод, младший и старший научный сотрудник, затем 24 года работала заместителем директора по научной работе. А всего провела в музее 39 лет и 3 месяца. Многие удивляются, что я всю жизнь работала на одном месте, в одном музее. Окончила Уральский государственный университет им. А. М. Горького вместе с Ларисой Леонидовной Смирных, ныне более четверти века занимающей в музее ставку главного хранителя.

Свой первый день в музее я прекрасно помню. Мама купила мне красивый полосатый сарафанчик, чтобы я не была в халате, как уборщица. Такая мудрая моя мама — не хотела ронять достоинство девочки. Пока я мыла пол, мама общалась с Элеонорой Павловной Дистергефт, тогда директором музея, с которой она до этого работала вместе. Временами тихонько подсказывала, как лучше сделать. А  вечером она приготовила праздничный семейный стол, по-моему, испекла торт. Это было хорошее семейное застолье, на котором праздновали первый рабочий день дочери. Вообще у нас была очень тёплая по внутренним отношениям семья. И очень горячая: мы могли горячо что-то доказывать друг другу, а потом мама быстро всех сажала за стол порой с самой немудреной едой — например, делала бутерброды с килькой и с яйцом, картошку с грибами и капустой. Все садились, ели и в процессе разговора всё становилось на свои места. В воскресенье обязательно был семейный обед. К сожалению, из многих семей сегодня это ушло, сменилась и система питания, но, думаю, семейные чаепития и ужины, воскресные обеды — это очень важно.   

Елена Васильевна, какой проект за 39 лет в Нижнетагильском музее изобразительных искусств вы считаете самым главным для себя и для города?

— А они все были главными. «Соната цветов на подносе» 1996 года, «Возвращённое имя. Павел Голубятников» в 1997 году, «Исконный свет Салафиила» 2011 года, «Солдаты. Soldaten. Soldiers» 2010 года. Многие из них изменили понимание музейной системы. Многие проекты были спорными, но о них нельзя не знать, невозможно пройти мимо. Это всё были очень важные рубежи для музея, для Урала, для города.

А какой проект так и не удалось реализовать?

— Вообще проектов было придумано очень много. Очень хотелось сделать новый музей, начать работать в новых залах. Хотелось сделать музей уральского искусства — последний год мы приспосабливали залы нескольких зданий, писали концепцию. Но не удалось, потому что город не дал денег, не поддержал. Были проекты, на которые мы не выиграли гранты, а любой проект требует денег. Были проекты, про которые сразу было ясно, что они не состоятся, потому что их не примут коллеги. А очень хотелось сделать для людей нестандартный музей, с иными поворотами, с сильными ходами, чтобы люди ощущали музей как свой дом, хотели сюда приходить по велению души.

Очень многие люди совсем не интересуются искусством. С чем это связано? Как вы считаете, культурный человек должен хотя бы немного разбираться в искусстве?

— Есть такая штука, как потребность организма. Почему-то человек с огромным удовольствием удовлетворяет свои потребности в еде, сне, одежде. Просто потому, что это легко. А удовольствие от искусства, я имею в виду искусство в широком смысле слова — балет, театр, кино, музыка, — никогда не бывает сугубо простым, оно всегда требует работы ума и чувств. А человеческий мозг крайне ленив. Искусство всегда связано с эмоциями. В музее мы часто слышим: мне не нравится эта картина, мне ничего не понятно. И в этом есть доля правды, потому что сегодня искусство часто уходит в шоу и перестаёт поднимать глобальные темы. Скажем так, трудно ставить и решать великие идеи, как раньше это делали художники, тот же Микеланджело, Леонардо, Рембрандт, Репин, Рублёв, Роден, Гоген — можно перечислять долго. Но они и стали великими, потому что решали эти большие проблемы. Но были и другие художники — небольшого полёта, но тоже важные. Только время позволит разобраться, что сделал автор для искусства, для мира. Даже наши тагильские художники не все были приняты и поняты современниками. А сегодня они наша классика. В искусстве нельзя сказать: мне нравится или не нравится. Нужно аргументировать. А вообще, что интереснее всего человеку? Личные истории! Они душевны, близки, легки в восприятии, трогают душу. Почему люди любят мыльные оперы? Да потому, что там много личных историй. Это один из путей развития музеев — почему он эти истории не может рассказывать?

А можно людей приучить ходить в музей?

— Приучить вряд ли. Можно дать им эту великую возможность. Выбор только за ними. Мы, музейщики, не имеем права что-либо скрывать от зрителя. Но я считаю, что всё зависит от внутренней потребности человека. В советские годы слушали по радио классическую музыку,  выходили на улицу и пели сами. Сами вышивали. Сейчас мы объелись всего. С одной стороны, у нас всё в шаговой доступности и вроде бы уровень культуры должен расти, а в то же время учёные говорят, что скорость мышления нашего мозга относительно скорости мышления неандертальца упала в разы. Неандерталец мыслил быстро, потому что ему надо было выжить, а мы, современные люди, ленимся. Поэтому роль культуры для обострения умственного процесса сегодня очень велика. Радует, что не только в Москве, но и в регионах, в нашем музее начался бум — люди больше не хотят мыльных опер, хотят чего-то серьёзного, безусловного, заставляющего мыслить. Поэтому наш музей работает со всеми категориями зрителей, чтобы если не каждый житель Тагила, то многие смогли прийти хоть раз в год увидеть какую-то картину, выставку, программу, которые им близки, послушать лекцию.

У вас у самой есть любимое произведение в коллекции нашего музея?

— К сожалению, в тагильском музее нет моего любимого художника — Василия Сурикова. Любимых произведений не назову, потому что, куда ни окунёшься, за всем такая стоит история! Есть вещи, к которым безмерно тянется душа, но признаёшь-то многое. Например, в графике это Альберт Бенуа, в живописи, как ни странно, картина «Ленинград в дни Великой Отечественной войны и блокады» Вячеслава Пакулина. Такая простая работа, а так за душу берёт. Долго не понимала почему, потом поняла: 1943 год, блокада Ленинграда, и под снегом развалины разбомбленного дома. Как к этому относиться? Можно ли назвать такую картину любимой? Нет, она просто тебя взяла за душу. Могу сказать, что очень люблю в музее картины XVIII века, Константина Коровина, Андрея Рябушкина… Голубятников для меня был сложен внутренним осознанием. Такая штука: исследование произведений всегда доходит до уровня вживания в него настолько, что оно становится частью тебя. Можете ли вы сказать, что любите свои руки, пальцы ног, ноготь, прядь непослушную на голове? Это то же самое. Можно ли любить свою мочку левого уха? Не знаю. Это же часть тебя, ты с этим живёшь. Я вообще не уверена, что профессионал должен любить произведения, профессионал должен делать свою работу.

Если бы прямо сейчас я могла исполнить три ваших любых желания о Нижнем Тагиле, о будущем музея без вас, о чём угодно. Что бы вы пожелали?  

— Тут не нужно большой фантазии. Я мечтаю о строительстве нового здания, чтобы появился новый музей на новом месте. Я мечтаю об изменении статусности музея, чтобы он стал лучше, шире, значительнее. Здание сегодня стало значительно меньше возможностей музея, напоминает квашню, из которой вылезает тесто. Вторая мечта — чтобы в музее появились новые герои. Хочу, чтобы после моего ухода там было чем гордиться. Хочу, чтобы сотрудники выросли, стали выше, умнее, сделали бы больше дел, я буду этому только рада. Наверное, третье желание должно быть о Нижнем Тагиле? Но дело в том, что для меня музей равно Тагил, а Тагил равно музей. Я хочу больших изменений в области культуры, хочу, чтобы учреждения культуры «дружили домами». Сейчас это тоже есть: мы приглашаем в музей актёров, музыкантов, но это может быть расширено. Хочу, чтобы культура в Тагиле росла, была, увеличивалась и чтобы у неё были новые возможности. 

А если бы вы могли, кого бы забрали с собой в Москву из Нижнего Тагила в первую очередь и почему?

— В Нижнем Тагиле у меня есть друзья и коллеги, с которыми можно делать дела, в которых ты уверен, а они уверены во мне. В первую очередь это Лариса Смирных. Я точно знаю, что это партнёр, друг, соратник, сестра, это моя половина точно, с которой было всё. Мы могли с ней в пух и прах поспорить о том, как делать проект, и тут же пойти пить чай и решать другую проблему. И обид никаких не было, потому спор был об истине. В Тагиле есть люди, с которыми я бы очень хотела поработать. Я бы забрала моих школьных подруг, которые совсем не из сферы искусства, но которые дают мне возможность жить. Забрала бы многих моих прекрасных коллег — не буду перечислять всех сотрудников музея, дабы никого не обидеть. Понимаете, мне сложно даже на словах фантазировать, потому что я не имею права забрать с собой людей. И если все уедут, кто будет делать культуру на месте? Если бы вы спросили про три предмета, которые бы я забрала с собой, мне было бы проще. Я взяла книги Пушкина с любимыми стихами мамы, а ещё хотела бы взять свою квартиру, в которой была счастлива и в которой был намоленный мамой дух жизни, семьи, и, наверное, увезла бы с собой Уральские леса и горы. А с людьми очень сложно.

В середине октября гордума Нижнего Тагила избрала нового мэра Владислава Пинаева. Знакомы ли вы? Какое хотели бы дать ему напутствие?

— Я с Владиславом Пинаевым не знакома вообще, видела его один раз в жизни, поэтому не могу ничего сказать о его личных и профессиональных качествах. А что касается пожелания, хотелось бы, чтобы он продолжил начатую Сергеем Носовым линию, что культура — это краеугольный камень всего. В нашей стране сегодня главное — это культура. Будет поддерживаться культура,  начнутся перемены к лучшему во всём. Мы в музее начали делать под эгидой администрации симпозиум городской скульптуры — на улицах стало чище. Хотелось бы, чтобы новый мэр продолжал помогать культуре, усилил линию музеев, финансировал так, чтобы культура смогла задышать по-новому.  

В завершение нашей беседы задам, возможно, не очень удобный вопрос. Многие ваши коллеги и жители города считают, что вам незаслуженно не присвоили звание заслуженного работника культуры. У вас нет обиды?

— Конечно, это было бы приятно. Давайте честно скажем: наверно, надо было многое сделать в области культуры для России, а не только для города и области, чтобы тебя пригласили работать в Третьяковскую галерею на руководящую должность. Поверьте, это практически нереальный факт. Значит, чего-то достигла. И то, что не отметили, ну, наверное, это показатель не слишком хороший для культуры города и области. Безусловно, сейчас это звание мне бы помогло в Третьяковской галерее, ведь рейтинг, что ни говорите, важен. Я всегда чувствовала большую ответственность перед своими родителями, боялась уронить их честь. Моя мама была заслуженным работником культуры России, папа — отличник народного просвещения. Давайте скажу так: главное — человеческие качества, отношения. Людей надо уметь ценить, благодарить. В нашей семье на первом месте всегда была деятельность, работа на результат и счастье от общения с искусством и передачи своих знаний, своей любви к искусству другим людям. Вот так и будем жить дальше!

Беседовала Екатерина Баранова  

Фото: Facebook Елены Ильиной, официальная страница во «ВКонтакте» НТМИИ, artmnt.ru