Улица Вогульская, возникшая на месте деревни манси, которые ушли из Нижнего Тагила на север из-за строительства заводов

Первые упоминания об этой улице в тагильских летописях появились в середине XVIII столетия, правда названия в ту пору она ещё не имела, а была просто окраиной Вогульской деревни, где в те годы проживали оседлые манси (вогулы). Начиная строить медеплавильный завод на речке Вые, Акинфий Демидов договорился с вогулами об аренде их земли, заплатив серебром старейшинам и внеся в казну ясак за всех жителей деревни. Немало удивившись такой щедрости, местные жители разрешили им строить дома рядом со своим селением, которое русские стали называть Вогульской деревней.

Поначалу вогулы были вполне довольны соседями, которые вели себя очень дружелюбно, но уже через год-полтора они стали покидать насиженные места: в перегороженных плотинами реках стало мало рыбы, из лесов, потревоженный шумом стройки, ушёл зверь. Как жить? Чем платить ясак? Сам «Демид-ойка», как называли заводчика манси, на жалобы жителей деревни отвечал одно: завод строится по указу царя, ему и задавайте вопросы. 

С пуском Выйского завода проблем у вогулов только прибавилось из-за того, что русские стали вырубать окрестные леса. Манси начали покидать деревню, уходя на север. И спустя три-четыре года на обжитых местах остались только те, кому удалось устроиться рудознатцем или проводником. А опустевшую Вогульскую деревню начали обживать русские. В 1740-х здесь стали формироваться улицы. Первыми были Больше-Вогульская (часть её сегодня является улицей Ермака) и Поперечно-Вогульская. А лет через 10 появилась и Малая Вогульская улица, в наши дни именуемая просто Вогульской.

К 1734 году на Среднем Урале сложилась крайне напряжённая ситуация с поиском новых рудных мест и заявкой их в Берг-коллегию. Заводчики, отправившиеся на Урал следом за Строгановыми и Демидовыми, пытались всеми правдами и неправдами заполучить перспективные рудники, для чего зачастую использовали всевозможные ухищрения, а иногда и уголовно наказуемые деяния. Поиск месторождений железа, меди, полудрагоценных и поделочных камней, других полезных ископаемых часто вёлся на территориях чужих «дач», а заседающая в Санкт-Петербурге Берг-коллегия не имела возможности проверить принадлежность рудного места потому, что в заявке указывались не его географические координаты, а словесное описание, что открывало широкие возможности для мошенничества. Например, Магнит-гору (Высокую) вогульские и русские рудознатцы «открывали» трижды, каждый раз описывая её местонахождение по-разному. Не раз подавалась заявка и на «калатинские медные ямы» (месторождения медных и серебряных руд на реке Калате, неподалёку от Невьянска). Дважды фигурировали в заявках рудники, на которых уже давно работал Алапаевский завод. Грешили подлогами не только вогулы, видевшие в открытии новых рудных мест источник разового обогащения, но и заводчики. Чтобы навести порядок с поиском новых месторождений на Урале, в 1735-м Сенат издал указ, обязывающий «главного горного командира» действительного статского советника Татищева вместе с заводчиками, «имеющими интерес к заведению медных и железных фабрик», разработать приложения к Горному уставу, устанавливающие общие для всех правила поиска новых месторождений и подачи заявок в Берг-коллегию. 

Указ гласил: «Над всеми партикулярными горными заводами иметь смотрение, чтоб заводы по надлежащему строили и размножали, медь и железо делали, как наилучше возможно, а негодного железа и нечистой меди в продажу и отпуски не употребляли, а без клейма заводского ничего не продавали, в зарплате с мастерами правильно поступали, лишнею передачею мастеров друг от друга и беглых крестьян не приманивали да не держали, на пристанях один другого не утесняли...

И для того определить шихтмейстеров, и во всех тех промышленников надлежащих требованиях к размножению тех промыслов советом и делом вспомогать, и от напрасных обид по указом и привилегии их оборонять, и в случившихся меж промышленниками распрях по указом, правильной и непродолжительной суд и расправу чинить. А понеже о том ещё обстоятельных и довольных уставов за новостью того дела не имеется, а впредь без того миновать невозможно, того ради по рассмотрению надлежащих указов, а также по причине приключившихся и впредь чаемых распрей меж заводчиками и мастерами в делах, к заводам принадлежащих, сочинить устав, к коему для совета созвать и самих промышленников, и приказчиков, и оной прислать для рассмотрения Сенатом».

В 1736 году Татищев созывает в Екатеринбурге первое в истории Урала и Сибири «совещание заводских компанейщиков и их приказчиков», чтобы совместными усилиями выработать правила, по которым во все последующие годы могло бы пойти развитие промышленности региона.

Лично на совещание прибыли заводчики Григорий Вяземский, Александр Прозоров и Иван Небогатов. От хозяйства Акинфия Демидова присутствовали приказчики Степан и Яков Егоровы и Степан Петелин, завод Никиты Демидова (старшего брата Акинфия) представлял управляющий Терентий Масалов, заводы купцов Осокиных — приказчики Набатов и Сорокин. Присутствовал на совещании и «государев камисар» Тимофей Бурцов, в обязанности которого входил надзор за соблюдением законности на уральских заводах. Приехали на совещание и приказчики баронов Строгановых Иван Окулов и Кирилл Наумов, которые привезли уже готовый проект дополнений в Горный устав, составленный Строгановыми с учётом своих интересов. Совещание длилось не один месяц, с долгими перерывами для консультаций приказчиков с хозяевами или же между заводовладельцами, и завершилось принятием широкого ряда положений и правил, которые должны были упорядочить деятельность самих заводчиков и их подчинённых, в том числе тех, кто занимался поиском новых рудных мест. Совещание также постановило, чтобы с новыми дополнениями в Горный устав, которые составили более 20 страниц, ознакомили всех приказчиков, мастеровых и рудознатцев партикулярных заводов, для чего было рекомендовано открыть при заводах «школы рудознатцев», выпускников которых снабжать «аттестатом» о том, что они «законам ведения розыска руд обучены и оные блюсти обязаны». 

Впрочем, выполнять соглашения, достигнутые на этом историческом совещании, заводчики не спешили. В особенности Строгановы и Демидовы, которые полагали, что смогут обратить любую спорную ситуацию в свою пользу за счёт личных связей в Сенате или правительстве. Многие положения Горного устава если и выполнялись ими, то чисто формально. Была предана забвению идея создания «школы рудознатцев».

Демидовы вспомнили о подготовке рудознатцев только после смерти Акинфия Никитича, когда перед его сыновьями — Прокофием, Григорием и Никитой — встала непростая дилемма: разделить отцовские заводы и другую недвижимость согласно завещанию родителя и лишиться льгот и привилегий, дарованных ещё при царе Петре, или оставить всё большое хозяйство единым и уповать на новые преференции от царствующих ныне особ. Стремясь выиграть время, братья затеяли фальшивую тяжбу за пересмотр завещания Акинфия и добились от Сената постановления о «временном коллегиальном ведении заводами». Именно в этот период и появилась первая демидовская «школа рудознатцев». Организовал её Прокофий Акинфиевич Демидов в Невьянске, но в скором времени, приблизительно в 1745–1746 годах, школа переехала на Выйский завод. Для неё в самом начале нынешней улицы Вогульской была построена просторная изба, вмещающая два десятка учеников. Здание школы прослужило более 200 лет, после «школы рудознатцев» в нём разместилось Выйское училище, в конце XIX века сюда въехала начальная земская школа, в 1920-х здесь находился ликбез, а в 1930-х — начальная школа.

В «школу рудознатцев», которая готовила будущих разведчиков уральских недр, принимали только тех, кто окончил начальную школу, открытую в Невьянске ещё в 1709 году, но на территории Невьянской «дачи» уже не было неразведанных рудных мест. Тагильская «дача», напротив, имела много неизведанного, и будущим рудознатцам было где практиковаться в поисках руд и самоцветных каменьев. В школе преподавали геологию, основы химии, физику и горное законодательство. Ведь отыскать руду было только половиной дела, необходимо было ещё грамотно оформить заявку на открытое месторождение. Первый и единственный выпуск «школы рудознатцев» состоялся в 1747 году. Из дюжины её учеников только пятеро зарекомендовали себя грамотными специалистами. Остальные, как писал Прокофий Акинфиевич Демидов братьям, «в учении предавались лености и безделью, оттого и выпущены были бестолковыми».

В 1806 году школа перешла на четырёхгодичное обучение и стала именоваться Выйским училищем, а в 1839-м училище было передано в подчинение Министерству народного просвещения, где на него был составлен обязательный для тех времён «Паспорт учебного заведения». Согласно ему, училище состояло из трёх классов, обучение продолжалось шесть лет, преподавали в нём три штатных педагога и пять сверхштатных. В 1828 году при училище был учреждён приготовительный класс. 

В 1840 году в училище значилось 66 учеников. Ещё 23 отрока состояли в «приготовительном» классе. Любопытно, что в числе обучающихся были три человека, принадлежавших к духовному сословию, и один купеческий сын. Но наибольшее число учащихся были детьми крепостных служителей.

Учились в Выйском училище многие прославленные тагильчане: вся династия Черепановых — Ефим, Алексей и Григорий Алексеевичи, Мирон Ефимович и Аммос Алексеевич; братья Швецовы — Фотий, Николай, Яков и Григорий; Алексей Ерофеев, Павел Стеблов, Павел Мокеев. Некоторые из них позднее стали преподавать в Выйском училище: Аммос Алексеевич Черепанов — черчение, Фотий Ильич Швецов — механику, Павел Акинфиевич Стеблов — арифметику, Алексей Ерофеев — русский язык.

В последующие годы число учеников и преподавателей только росло. К 1860 году здесь училось до 100 человек, а занятия вели 11 преподавателей. Учебный процесс был тесно связан с практикой. Те учащиеся, которые провалили практику, к дальнейшему обучению не допускались. Остаться на второй год в училище считалось большим позором. Здание снесли только в начале 1950-х. На его месте построили детский сад, который сохранился до наших дней (Вогульская, 50), хотя теперь в здании находится медицинское учреждение.

Из других достопримечательностей чётной стороны улицы Вогульской следует вспомнить лишь картонажный цех Нижнетагильской фабрики детской игрушки. В конце 1930-х годов на Вогульской была создана артель по изготовлению ёлочных игрушек. Работали там в основном инвалиды и домохозяйки. Это небольшое предприятие, носившее название «Артель имени третьей пятилетки» изготавливало ёлочные украшения из дерева, картона, папье-маше и ваты. Работа была сезонная: в конце сентября артель начинала производить новогодний ассортимент, а уже с января следующего года переключалась на изготовление бытовой и сувенирной продукции. После Великой Отечественной войны на артель обратили внимание в Горпромторге и у предприятия стали появляться заказы из торговой сети Нижнего Тагила. После создания в городе фабрики детской игрушки в 1960-х годах артель стала её структурным подразделением. Картонажный цех, где изготавливали ёлочные игрушки из картона, ваты и папье-маше, разместили в цокольном помещении дома № 54, а стеклодувный цех оборудовали в здании бывших мастерских Земского училища, на месте слияния Липового тракта с улицей Черных. В ноябре 1978 года стеклодувный цех переехал на улицу Байдукова, картонажный цех оставался на прежнем месте ещё некоторое время.

Ещё одной достопримечательностью, появившейся в советское время на улице Вогульской, можно считать хлебозавод № 2. До 1925 года в Нижнем Тагиле не было государственной хлеботорговли. Хлеб либо выпекали дома, либо покупали у частников, которых в годы НЭПа в городе было много. Цены у частных производителей были разные, часто явно завышенные, и это не могло не вызывать возмущения у горожан. Осенью 1924 года городской совет принял решение о создании кооперативной хлебопекарни. Это важное дело поручили Центральному рабочему кооперативу, для чего в распоряжение организации было выделено оборудование, реквизированное у кондитера Мецгера. Уже в апреле 1925 года кооператив приступил к выпуску хлеба. Правда, имеющиеся производственные мощности не позволяли выдавать более 1400 килограммов хлебобулочных изделий в сутки, а город в те годы потреблял не менее 2200 килограммов хлеба в сутки. 

В 1930–1931 годах «нэпманов», в том числе частных хлебопёков, начали душить налогами и многие из них стали уходить с хлебного рынка. В 1932 году пекарня Центрального рабочего кооператива объединилась с рядом частников и, заручившись поддержкой «Уралхлебтреста», создала в Нижнем Тагиле «1-е хлебообъединение». Объединение сразу начало искать возможность увеличить выпуск своей продукции. Прекрасным примером тому служил построенный на окраине посёлка УВЗ хлебозавод № 1, на сооружение и запуск которого ушло всего 23 дня. С 1 января 1935 года завод начал выпекать почти 100 тонн хлеба в сутки, при этом работая на 50% своей мощности. Тогда исполком горсовета обратился за помощью в Совнарком, и в 1937 году, после длительных согласований, Москва выделила деньги на покупку оборудования для нового хлебозавода, который решили построить на месте бывшего конюшенного двора Выйского медеплавильного завода. Другие варианты для размещения хлебозавода даже не рассматривались: здания, возведённые ещё при Демидовых, по-прежнему оставались крепкими и пригодными для эксплуатации. Первая очередь хлебозавода № 2 была пущена в 1939 году. Через год была введена вторая.

В дальнейшем хлебозавод развивался и наращивал мощности. К 1970 году он обеспечивал хлебом и хлебобулочными изделиями не только Ленинский и Тагилстроевский районы, но и ближайшие населённые пункты: сёла Николо-Павловское и Покровское, посёлки Черноисточинск и Уралец и другие. Предприятие выпускало пять сортов хлеба и 15 видов хлебобулочных изделий.

После пересечения с улицей Красноармейской Вогульская ещё довольно долго сохраняла свой начальный облик. Известный тагильский прозаик Борис Путилов так писал о ней в конце 1960-х: 

«Улица Вогульская, возникшая на месте мансийской деревни Вогулки более 200 лет назад, по сей день остаётся такой, какой её построили наши прадеды: деревянной, низкой, одноэтажной. Словно хранит улица предания далёких демидовских времён, когда крепостные и каторжные только начинали поднимать из недр Седого Урала несметные его богатства». 

Застраивать этот участок улицы начали довольно поздно, во второй половине 1970-х. 

В наши дни мало кто помнит и о первоначальном назначении башенки, которая венчает дом № 58 на улице Вогульской, она считается просто декоративным сооружением. Однако на рубеже 1950-х и 1960-х годов она активно использовалась: здесь находились ретранслятор, входящий в систему оповещения гражданской обороны, и метеостанция Высокогорского рудоуправления. 

 

 

© 2024. Д. Г. Кужильный для АН «Между строк»

----------------------

При подготовке материала были использованы документы Государственного исторического архива в расшифровке 1953 года с пояснениями и комментариями Н. И. Павленко и М. А. Горловского, фотографии из архива А. Ф. Кожевникова, личные фото автора.