Во второй части состоявшейся накануне пресс-конференции известного уральского писателя Алексея Иванова журналисты поговорили с автором о нашумевшей экранизации его романа «Географ глобус пропил», презентации его новой книги «Ёбург», которая уже вызвала ажиотаж и всплеск неоднозначных обсуждений, а также роли современной журналистики, Нижнем Тагиле и особенностях уральского менталитета. Читать обязательно!
Географ
- После выхода фильма «Географ глобус пропил» произошёл всплеск интереса к вашему творчеству, и вы стали очень популярным писателем. Как вы считаете, в чём, вообще, секрет популярности современных авторов? Почему писатель становится популярным?
- Сложно сказать, почему писатель становится популярным. Свою роль тут играет и талант писателя, и актуальность темы, на которую он пишет, и общекультурная ситуация в целом. Популярность растёт волнообразно и увеличивается с каждым информационным поводом, которые дают медиа или, например, кинематограф. Популярность моих произведений, разумеется, выросла в связи с выходом фильма «Географ глобус пропил», но до него в 2010 году вышел фильм «Хребет России» Леонида Парфёнова, соавтором которого я являлся, что дало тогда тоже определённый всплеск популярности. Это, конечно, не совсем правильно, что так происходит, но писателям приходится принимать такое положение вещей.
- Как вы отнеслись к тому, что фильм по вашей книге «Географ глобус пропил» произвёл такой фурор на кинорынке, взял 5 премий «Ника»?
- Мне это исключительно приятно, потому что там ведь дело «Никами» не ограничилось. Он, вообще, собрал все премии, которые, наверное, есть у нас в России: и «Кинотавра», и «Витязя», и «Белого слона», и многие другие. В «Википедии» этот список целую страницу занимает. Я рад за съёмочную группу, рад и за себя любимого… Ведь судьба у романа была далеко не простая. Я, когда его писал, дважды терял рукопись, и мне приходилось начинать всё заново. Потом этот роман 8 лет лежал в столе, его никто не печатал. В 2003 году его напечатали, и пришлось ждать 11 лет до его экранизации. Но роман выстоял, и я выстоял. И для меня успех этого фильма, в определённой степени, сатисфакция, потому что сам роман не имеет ни одной награды. И даже грамоты «Лучшее сочинение на тему ”Как я провёл лето”» ему не давали. Поэтому я теперь «отрываюсь».
- А сама экранизация вам понравилась?
- Я считаю, что это исключительно удачная экранизация. Разумеется, перевод романа на язык кино - это путь определённых потерь, притом потерь неизбежных. Но судить надо по итоговому результату, а итоговый результат замечательный. Роман был осовременен, он получил несколько иные смыслы и настроения. Но это как раз демонстрирует, что роман живой, и при переносе из одной эпохи в другую он не умирает, а продолжает жить. Притом жить настолько активно, что его награждают и просто «кастрюлями» медали ему приносят.
- Когда вы передаёте авторские права для экранизации, вы ведь не знаете об итоговом результате? Или вы контролируете съёмку?
- Раз на раз не приходится. Вообще, продажей прав занимается продюсерский центр «Июль», который реализует все мои проекты. Когда приходят какие-то предложения, мы всегда наводим справки и выясняем, что получится в итоге. Бывает, что приходится отказываться от очень выгодных предложений, потому что становится понятно, что ничего хорошего не получится. В случае с «Географом…» мы передавали права продюсерскому центру «Красная стрела» Валерия Тодоровского, которого я очень уважаю и как режиссёра, и как продюсера. Я не сомневался, что получится замечательный продукт. Когда на место Тодоровского пришёл режиссёр Велединский, я был сначала несколько озадачен, потому что мы не об этом изначально доваривались. Но потом я познакомился с Велединским, его работами и понял, что всё нормально, а проект только выигрывает от этого. Ну, а результат вы все видели.
Ёбург
- Вы часто говорите, что любите Екатеринбург, что это практически ваш родной город. Там не прошло ваше детство, там прошла ваша юность, студенческие годы. Что вы имеете в виду, когда так говорите?
- В Екатеринбурге прошли, скажем так, самые главные годы моей юности. Когда я говорю, что я его люблю, я имею в виду не то, что Екатеринбург совпадает со мной по каким-то датам биографии, а то, что он близок мне по характеру. Мне нравится менталитет этого города. Энергичный, свободный, не подчиняющийся Москве, город не провинциального, а столичного менталитета. Город, в определённой степени, наглый, амбициозный, город-идеалист. Тому, каков этот город, я посвятил книгу «Ёбург», которая только-только вышла из печати.
- А с каким чувством вы ожидаете презентации книги «Ёбург»? Уже сейчас её начали обсуждать в интернете. Не страшно? Тем более, насколько известно, темы вы в книге поднимаются острые?
- Нет, ничего мне тут не страшно. И, вообще, в интернете какая-то глупость появилась, что на эту книгу несколько сотен негативных отзывов. Покажите хоть один! Нет там никаких негативных отзывов. Книгу очень ждут и к ней даже заранее очень хорошо относятся. Разумеется, я с большим волнением и интересом жду выхода книги и того, что о ней скажут и читатели, и журналисты. Но я ничего не боюсь, потому что мне там краснеть не за что.
- А что вы читаете сами и что бы посоветовали прочитать?
- У меня куча проектов, поэтому я очень мало читаю художественной литературы, мне приходится читать много «non-fiction» - невыдуманные документальные тексты. Тут советовать бессмысленно. А что касается художественной литературы, то я всегда советую читать премиальные списки. Там, действительно, достойные произведения достойных авторов.
Полудохлая журналистика и мат в театре
- Вы, кстати, поступали в своё время на журфак, но проучились там всего год. Вы поняли, что это не ваше?
- Я с детства хотел стать писателем, наверное, лет с десяти. И журналистика казалась мне ближайшим путём к писательству. Перед тем, как поступать, я прочитал книгу Виктории Учёновой «Беседы о журналистике», где было чёрным по белому написано: «Если ты хочешь стать писателем, не ходи на факультет журналистики. Этот путь неправильный». Но я подумал, что я-то всяко умнее, и поступил. Через год я понял, что в книге была написана правда, а я повёл себя как дурак, и не надо мне было терять этот год. Но это не проблема журналистики, а мой неправильный выбор. Тем более, когда я поступал, а это был 1988-й год, был пик развития журналистики: первый вкус свободы, сногсшибательные события в истории страны. Было страшно интересно – новые форматы, новые люди, полное обновление всего. Но я во всём этом участия не принял, потому что журналистика это не моё. Я не журналист, а писатель, хотя кое в чём приходится пересекаться и с журналистикой.
- Как вы относитесь к уровню современной журналистики?
- В принципе, к журналистике я отношусь очень хорошо и с большой надеждой. Другое дело, что реальная современная практика меня сильно удручает, потому что журналистика не то чтобы вырождается, черствеет или мельчает, а становится какой-то полудохлой. То ли потому что у нас общественная жизнь угасает потихоньку в новой волне несвободы, то ли ещё почему-то. Но журналистика вместо того, чтобы бороться с этими негативными явлениями в жизни общества, на самом деле, следует в кильватере. Вот это мне странно.
- А что вы можете сказать про уральскую журналистику в частности?
- Провинциальная журналистика в этом плане внушает больше надежд, что всё будет нормально, хотя, конечно, нельзя возлагать все надежды на неё. Всё равно она, по большей части, «отзеркаливает» столичную ситуацию. Хотя в провинции, особенно в такой незаурядной провинции, как Екатеринбург, остаются мощные силы и тренд на правдивость при исполнении журналистами своих профессиональных обязанностей.
- Как вы относитесь к обсценной лексике в культуре? Вы в своих произведениях не стесняетесь её использовать. Сейчас наши законодатели пытаются всячески избавиться от мата в культуре, запрещая его использование и в театре, и в литературе, предлагая продавать такие книги в запечатанной упаковке. Возможна ли культура без ненормативной лексики?
- К обсценной лексике я отношусь плохо, и обходиться без неё и в общении, и в литературе, и в драматургии, конечно же, можно, но смотря в каких ситуациях. Когда ты пишешь о людях, которые живут на дне, будет неправдой, если они не будут материться. Но использование обсценной лексики в художественных произведениях не само по себе ценно, а имеет право на существование только тогда, когда художественно оправдано. Материться ради мата – это глупость. Так делают пубертатные подростки, а не профессиональные писатели. А всякие инициативы депутатов, чтобы искоренить и замотать скотчем, - это такая глупость, которую даже комментировать не хочется. Мы же взрослые люди, мы отлично понимаем, что можно, а что нельзя. Вы тогда лучше замотайте скотчем рты всем хулиганам на автобусных остановках. Это, наверное, будет более правильно, чем книги обматывать. Сколько уже копий сломано и речей сказано на эту тему. Язык живёт своей жизнью, и его не загнать в формальные рамки ни усилиями писателей, ни усилиями депутатов.
Тагильская прописка и экзистенциальная ценность уральцев
- Вы в Нижнем Тагиле впервые или бывали здесь раньше?
- Я уже чуть ли не прописался в Нижнем Тагиле, меня уже давно можно считать горожанином. Когда мы делали проект «Горнозаводская цивилизация», я жил в Нижнем Тагиле два месяца, потому что у вас город интереснейший. И вокруг города интереснейшие места есть и с природной точки зрения, и с исторической, и с промышленной. Я считаю, что очень неплохо знаю Тагил.
- Может у вас есть даже любимые места? Сам город вам нравится?
- Любимые места есть, но, конечно же, они связаны с моими культурными интересами. Мне очень нравится завод-музей. Я могу ходить по нему сколько угодно, на меня там всё производит огромное впечатление. А что касается города, то вы сами отлично понимаете, что город у вас раздолбанный, а власти очень слабо пекутся об обычной житейской устроенности: хороших дорогах, тротуарах, о чистоте и красоте. В то же время это город с огромным культурным и промышленным потенциалом. Город, в котором такая сила духа, которую не в каждом городе-миллионнике можно почувствовать. Я считаю, что Тагил – город совершенно уникальный, с неповторимым лицом. Город, у которого огромное будущее.
- Вы сформулировали такое понятие, как «уральская матрица». Понятно, что матрица эта плохо изменяемая, но как всё-таки вам видится развитие этой матрицы, какой она вам видится на сегодняшний день?
- Матрица – это определённый набор параметров жизни. Например, уральский образ жизни и уральский менталитет. Меняются эпохи, социальные отношения, технологии, но отношение к жизни, набор и иерархия ценностей у людей всё равно остаётся прежней. Для человека уральской матрицы главной ценностью всегда является труд. Человек самореализуется через труд; не через деньги, не через власть, не через бунт. Труд для уральского менталитета это экзистенциальная ценность. Этим уральцы отличаются от других людей. Например, драматург Николай Коляда. Для него главное это его дело – его театр. Театру он отдаёт всё своё время, все свои силы. Все деньги, которые он зарабатывает, он вкладывает в этот театр. То есть человек самореализуется через своё дело. Разумеется он не стоит у доменной печи, он не машет лопатой на котловане. Это не физический труд, но, тем не менее, это его дело. Или Евгений Ройзман, для которого главное дело жизни – фонд «Город без наркотиков», которому он отдаёт свою энергию, деньги. Он в тюрьму может сесть из-за этого фонда, он во власть пошёл для того, чтобы сохранить фонд. И он тоже самореализуется через дело. Это и есть «уральская матрица». И она будет существовать всегда, при любой социально-экономической формации, пока в человеке живо желание созидать, а не потреблять.
Агентство новостей «Между строк»
