В начале 2020 года в Нижнем Тагиле выросла заболеваемость пневмонией и пациенты заполонили пульмонологические отделения во всех районах. С этим диагнозом была госпитализирована и журналист АН «Между строк» Евгения Музяева, которая провела в больнице 22 дня. О том, в каких условиях лечат инфекционно-воспалительное заболевание лёгких в тагильской городской больнице № 3, о медиках, пациентах, быте и еде — в дневнике, который Женя вела, скучая по работе.
День первый
В 8:00 я стою в очереди на флюорографию в поликлинике на ул. Новострой, 24, в маске. Накануне вечером у меня резко поднялась температура, я побежала в неотложку. Терапевт услышала хрипы и сразу направила меня на флюорографию. И не зря.
Медик: «У вас пневмония, вот она, односторонняя. Берите снимок и идите скорее к своему терапевту без очереди».
Врач предлагает отправить меня в больницу на скорой. Но мне нужно собраться и оставить ключи от квартиры подруге, чтобы она присмотрела за моим котом. Поэтому я подписываю отказ, обещаю, что сама приеду в «тройку» на Кузнецкого, 12.
«Потом ко мне сразу на учёт!» — говорит вдогонку терапевт.
Тапочки, кружка, маски, полотенце… Приступ кашля, температура за 38. Кот на меня смотрит так, будто я уезжаю навсегда. В 10:40 еду «сдаваться» в больницу.
Серое шестиэтажное здание снаружи не очень похоже на больницу, скорее на обычный многоквартирный дом. Я захожу внутрь, отдаю паспорт и снимок. Все сидячие места заняты, поэтому прижимаюсь к стене, в глазах «плывёт». Медик, видя это, вежливо сгоняет людей, сопровождающих пациентов, с сидений, чтобы мне освободили место. Затем меряют температуру и берут кровь на анализ. Жду... Более часа ищут, куда меня положить.
Медик: «Мест нет, всё переполнено, придётся, наверное, сначала в коридоре на кушетке полежать».
Я: «Так и не вылечишься».
Медик: «Почему же, лечение-то одно (звонит кому-то). Возьмите девочку, хорошая. Нет, некуда уже? Здравствуйте, а у меня для вас девочка есть, хорошая (кашляет)».
Я: «Да вы и сами вон болеете вся, вам тоже лечиться нужно».
Медик: «Мне нельзя, работать надо».
За мной приходит врач Смышляева Нелли Ивановна. Она говорит, что договорилась о выделении одной из палат в отделении кардиологии на пятом этаже «пневмонийцам». Меня и ещё нескольких пациентов с шестого этажа (это пульмонология) положат туда. «Какой бы ситуация ни была, пациенты не должны лежать в коридоре», — говорит Нелли Ивановна.
В палате на пятом этаже вполне прилично: 5 коек (возле одной — кислород), тумбочки, шторы, даже стол и телевизор есть (правда, не показывает).
«Зачем нам здесь пневмония?! Только пневмонии нам здесь не хватало! Всю жизнь пневмонию дома лечили, а теперь всех в больницу везут», — почти кричит медик из отделения кардиологии.
Ещё больше она возмущается, когда в палату приводят ещё двоих пациенток — Н. и А. Мы быстро знакомимся. Оказывается, что одна моя соседка работает в суде, другая предпочитает о работе не распространяться. Мне кажется, что они не смолкают ни на минуту и всё время шутят. Я подхватываю, громкий смех, затем тройной кашель… Голова раскалывается… Медсестра приносит капельницу и обещает, что скоро станет легче.
Вечером мне привозят маски, без них выходить из палаты нам нельзя. Да и вообще желательно как можно реже покидать «покои». Хотя походы до туалета, который находится в конце коридора, в душ, за передачками (с 11:00 до 13:00 и с 17:00 до 18:45) и кварцевание никто не отменял.
День четвёртый
— Девочки, доброе утро, температуру меряем!
В 6:00 медсестра приносит нашей троице сокамерниц (так мы себя называем) неизвестные таблетки с порошками от кашля. Каждой выделили по градуснику, просят мерить температуру три раза в день, с утра также проверяют давление. В начале девятого приносят завтрак: кашу, бутерброд с сыром и чай.
Кормят в «тройке», к нашему приятному удивлению, совсем неплохо. Кашу утром всегда дают разную и вполне съедобную, иногда её заменяют молочным супом. На обед — суп (борщ, рассольник, уха, куриный, где даже кусочек мяса можно найти) и второе (например, греча с «ёжиком» или рожки с рыбой). На ужин может быть запеканка из картофельного пюре и мясного фарша, рисовая каша с пирогом с капустой, творожная запеканка. Иногда, правда, дают тушёную капусту с сосиской (фу).
Все со временем крепко привыкают к режиму и после 8:00 начинают бродить по коридору, как медведи-шатуны, в ожидании еды. А после клика «девочки, на завтрак, мальчики, на завтрак» две волны из левого и правого крыла стремятся навстречу друг другу, чтобы побыстрее проскользнуть в столовую.
В общем, если за время лечения в больнице к вам ни разу никто не приедет и не привезёт еды, голодным вы здесь точно не останетесь. Ещё несколько лет назад всё, по словам бывших работников медучреждения, было иначе. Каша, словно вода, стекала с ложки, а затем её остатки можно было обнаружить в супе. Жидкое нечто одинаковой консистенции давали и обычным пациентам, и тем, кого кормили через зонды. Теперь от голода здесь точно не умрёшь. Для диабетиков отдельное меню. Для любителей вредной еды на первом этаже работает буфет. Там можно купить шоколадки с печенюшками, пирожки и трубочки со сгущёнкой, салаты из нарезанных громадными кусками овощей и чего-то мясного и даже запечённую рыбу. Одна пациентка пришла в буфет и в шутку с порога попросила пива. Так ей заявили, что нужно было заранее заказывать… Чувство юмора у буфетчицы такое или нет, я не знаю.
От антибиотиков, которые ставят внутривенно, адски болит желудок. От уколов — то место, куда их ставят. Медсестра просит потерпеть и жалуется, что иглы привезли толстые, «совковые». Температура уже не такая высокая, поэтому включаем в палате кварц и идём с соседками в масках на экскурсию до душевой кабинки. Мыться можно, только нужно сразу заворачиваться в полотенце и быстро одеваться — сильно дует от окон. В отдельном помещении здесь установлено биде. Больших очередей и в душ, и в биде нет. В основном в кардиологии лежат люди пожилого возраста, мужчин больше. Возле поста смеются медсёстры.
— Ты представляешь, захожу в палату, а у него на тумбочке стакан стоит, в нём прозрачная жидкость налита, вот столько (показывает). Я его спрашиваю: «Это что?!» Это, говорит, компот. Ага, конечно, компот!
Во дают, сердечники! Смех-смехом, а засыпать в больнице всегда некомфортно и тревожно, тем более в кардиологии. И дело не в храпящих или разговаривающих во сне соседках или скрипящих кроватях. Страшно, когда лежишь на кровати, смотришь в потолок, а ночную тишину разрывают стоны мужчины или женщины, застигнутой врасплох очередным беспощадным мучительным приступом. Слышны быстрые шаги медсестры за дверью. Измотанная, она присаживается на кушетку, но менее чем через полчаса звонит телефон — привезли нового пациента, и она начинает перебирать документы, готовясь к встрече.
День шестой
Появляется возможность заселиться в платную палату в пульмонологическом отделении. Я сомневаюсь, стоит ли менять привычные апартаменты на другой этаж, где к тому же гораздо больше заразных. Но ведь и к нам в любой момент могут подселить ещё несколько человек. А в платной есть свой туалет и душ без сквозняка из окна… Но следующие события убеждают меня в том, что нужно переезжать.
Утро началось прекрасно: мне принесли цветы. А сейчас у Н. жутко болит живот, до стонов, до посинения губ, до тошноты. И мы с нетерпением ждём прихода хирурга из другого корпуса. Проходит более часа прежде, чем он появляется на пороге палаты. Обезболивающие Н. уже не помогают, от болевого шока у неё немеют руки. Врач распоряжается доставить его новую пациентку на скорой в другую больницу для операции. Теперь более получаса приходится ждать скорую. Приезжают парень с девушкой (скорее всего, студенты) и со страхом смотрят на корчащуюся от боли Н. После того как узнают, что у неё пневмония, несколько раз переспрашивают, точно ли её нужно везти в другую больницу и осмотрел ли её уже хирург. Позже мы узнаем, что Н. удалили желчный пузырь, ей предстоит долгий восстановительный период. Антибиотики здесь, конечно, сыграли свою губительную роль. Благо пневмония у Н., по её же словам, разрешилась. Когда соседку увозят, нам с А. велят собирать вещи для переезда после обеда на шестой этаж, в отделение пульмонологии. Вместо нас сюда заселят сразу нескольких мужчин. А. расстраивается, повторяя раз за разом, что это самый заразный этаж и бытовые условия там хуже, чем здесь…
Кажется, что на шестом этаже всё немного старше: старый и один на всех лейка-душ (им нужно пользоваться аккуратно, иначе вода вытекает в общий коридор), продавленные кушетки. Зато здесь есть небольшой холл с телевизором (антенна бы не помешала) и скромной библиотекой, на стенах висят детские рисунки.
Вместе лежат пациенты с пневмонией, ОРВИ, астмой, ХОБЛом. Есть беременные и диабетики. В коридоре шум и гам, громко смеются и разговаривают сразу несколько пациенток.
— Наркоманку-то ту, с которой мама сюда приезжала, увезли?
— Да. Её хотели к нам в палату подселить на ночь, так я в дверях встала, не пустила. У нас у всех дома дети, а у неё непонятно что, да и ждать от неё неизвестно чего можно. Разругались с медсестрой. Потом пошла к ней, попросила поставить укол, так она мне так бахнула в задницу, до сих пор болит (смеётся). А потом наркоманку эту вообще в инфекционку увезли с подозрением на туберкулёз!
К вечеру я окончательно переезжаю в отдельную палату. Стоит она всего 350 рублей в сутки. За эти деньги я получаю полную изоляцию, а также продавленную кровать с красивым цветным бельём, телевизор с каналами Матч ТВ, РЕН-ТВ, ТНТ и Disney (вау!), холодильник, микроволновку, чайник, больше четырёх розеток. А ещё здесь есть отдельная душевая комната с кабинкой (двери сломаны, ну да ладно), унитазом, раковиной (там что-то подтекает) и зеркалом. Большое окно с видом на унылые выйские дворы, правда без штор.
День десятый
С нетерпением жду флюорографии и сдачи крови, чтобы узнать, выписывают меня или нет. Обычно флюру делают на десятый день лечения в больнице, но у меня этот день выпал на праздничные выходные, поэтому её перенесли на вторник, 25 февраля. Настроение непраздничное, немного болит левая рука. Ранее медсестра неудачно поставила мне укол, на руке вздулся пузырь. Для меня ночка выдалась по большей части бессонная, а рука начала сгибаться только на следующий день, зато приобрела большой и разноцветный синяк.
От всего этого я немного раскисла. Но есть и хорошие новости: в обед ко мне приедут друзья, а ближе к вечеру — мама, она у меня живёт в Серове.
Мама, как же я тебя люблю. Ты привезла моё любимое «драконье сердце» и манго, а также самую вкусную «картошку» на свете. Так, нам с А. и ещё одной соседкой срочно нужен праздник! Накрываем подоконник, и вуаля — поздравляем нашу военнообязанную соседку с наступающим Днём защитника Отечества. Едим фрукты с конфетами, пьём чай-кофе и колемся антибиотиками. Так что вечер выдался неплохой. Одна медсестра даже сделала мне комплимент: «У тебя такие вены хорошие. Наверное, спортом занимаешься?»
День тринадцатый
С утра сдала кровь и сходила на долгожданную флюру. Дежурный медработник сегодня явно не в духе.
Медик: «Не кашляйте там, а то выгоню. Я сама только переболела, с больничного вышла».
Мужчина из пульмонологии: «У меня ХОБЛ, я не могу не кашлять».
Медик: «Терпите. Заходите (мне). Боком теперь вставай, прямо, да не так, бестолковая!»
Я: «Мне не слышно, что вы говорите».
Медик: «Вот всем слышно, а тебе нет» (через стекло).
В палате смеёмся с соседками над тем, что я не ту позу приняла на «съёмках», и решаем, что необходимо организовать конкурс «Мисс флюшка». Можно проводить один или два раза в год и даже привлекать сотрудников больницы. А потом пациенты будут рассказывать в интервью пресс-службе Минздрава о том, что участие в конкурсе и победа в нём были для них полной неожиданностью.
Тем временем проходит обед, скоро ужин, а мой новый лечащий врач Наталья Борисовна Поз не приходит. Результаты анализов мне неизвестны. Я уже понимаю, что меня не выпишут, но всё равно иду к ней в кабинет и спрашиваю напрямую. Она мои догадки подтверждает, отмечая, что пневмония разрешается, а значит, я хотя бы выздоравливаю.
День шестнадцатый
Сегодня выписывают моих новых подруг. С утра они ждут врача и нервничают, боятся, что их оставят в больнице ещё на какой-то срок. Соседку А. дома ждут дочь с сыном, военнообязанную ждёт работа.
На шестом этаже ко мне каждый день кто-нибудь подходит и спрашивает, сколько стоит платная палата и как туда попасть. А ещё интересуются, когда я её уже освобожу. Но я могу ответить им только на первый вопрос. Между тем очередь из претендентов на отдельную палату выстроилась уже немалая. Одна из них — женщина, страдающая астмой и избыточным весом. В первый же день нахождения в больнице она попросила родственников купить ей холодец и другую запрещённую еду. А корректные и уместные слова врача о большом весе и вытекающих отсюда проблемах со здоровьем вызвали у неё острую обиду. Боюсь, что если её поселят в отдельную палату, ей станет плохо и она упадёт с кровати (а такое уже было), то никто этого сразу не увидит. Последствия могут быть самыми плачевными.
В общей палате больному человеку, конечно, лежать особенно тяжело. Не можешь нормально выспаться, ходишь целыми днями как размазня. Одна пациентка сломала у другой кровать, когда закидывала туда ноги. Девушке пришлось из-за этого всю ночь проспать в кресле в коридоре. На следующий день пришёл сварщик, сделал кровать и сказал пострадавшей: «Платите за работу». Она была, мягко говоря, удивлена. В палате душно, не все следят за собой, вовремя ходят в душ и меняют одежду. В том числе поэтому все часто выходят посидеть в коридоре, даже если помещение не кварцуется. Здесь люди знакомятся, общаются друг с другом, обмениваются новостями, а также танцуют, поют и продумывают планы по превращению больничного пола в огромные «классики» или организации игрищ «Цепи кованые».
Моих девчонок выписывают, одновременно радостно и грустно. Мы любили с ними прогуляться до первого этажа и обратно на шестой, не торопясь, для здоровья. Правда, нас всё время почему-то принимали за курящих, тем более когда узнавали, что мы из пульмонологии. Да, кстати, почти треть «пневмонийцев» постоянно бегает в мужской туалет покурить, как дети на кухню за конфетками. И даже заходят друг за другом, чтобы позвать в «курилку».
— Слышишь, какой у тебя кашель?
— Это из-за того, что я не курила сегодня!
День восемнадцатый
Сегодня пропало электричество в моей и ещё нескольких палатах из-за того, что мы, видимо, все сразу решили вскипятить чайники. В результате у меня потёк казённый холодильник, пришлось подложить под него грязное полотенце. Теперь заряжаю телефон и ноутбук в коридоре по очереди с другими. Общаемся. Решили вынести ненадолго микроволновку, чтобы погреть всем желающим еды. В коридоре уже не такой кипишь, как в середине февраля, многих выписали. Присутствующие пытаются доесть то, что им привезли заботливые родные и друзья. Все почему-то считают, что ехать к больному в гости без огромного пакета с продуктами неприлично.
Одна из пациенток переживает, что ей плохо поставили капельницу, потому что физраствор слишком медленно капает. Другая решила её успокоить.
Соседка: «Что вы наговариваете? Одну вон привезли, у неё вообще не капало ничего, а на следующий день её увезли. Сами понимаете куда, да? Так что радуйтесь, что у вас вообще хоть что-то капает».
По коридору идёт заведующая пульмонологическим отделением Наталья Поз (и по совместительству мой врач). Она объясняет одной любопытной пациентке, что иногда одностороннюю пневмонию лечат дольше, чем двустороннюю. Присутствующие начинают обсуждать, кто и сколько времени уже лечится. У одной пневмония разрешилась, но вновь появилась температура, у другой развился плеврит.
«Пока я лежу, нескольких уже увезли. Не выжили. Я долго лежу, два месяца уже», — говорит внезапно бабуля в чёрном халате.
Тем временем кашель у меня никак не проходит. Врач назначает ингаляции.
Мы следим за всем, что творится в мире, читаем новости и знаем, что коронавирус, который ещё недавно считался «китайским», шагает по планете. Тревожимся, изучая симптомы новой болезни. Сегодня одна из соседок спросила медсестру: «А нас на коронавирус проверяют?» Та ей сказала, что пока такого распоряжения не было. Кровь для анализа берут выборочно, в основном у тех, кто приехал из-за границы и имеет признаки ОРВИ. В Тагиле при этом анализ не делают. За время моего «заточения» мы поднимаем вопрос про анализы на коронавирус трижды, но врачи не видят повода для проверки — у нас обычная пневмония.
День двадцатый
«Мужики вообще нежные, — говорит медсестра, делая мне укол. — У них температура чуть поднялась — всё, скорую вызывайте. А неряхи… Я с мужиками, честно, не люблю работать, они потные и вонючие. К девочкам в палату заходишь, у них всё равно как-то посвежее, поприятнее, они следят за собой».
Чистота в палатах, да и вообще в больнице, конечно, оставляет желать лучшего. Где-то не хватает работников, где-то желания выполнить свои обязанности хорошо. Несколько дней назад уволилась Надя, так вот у неё золотые руки. Из всех уголков мусор достанет, все предметы мебели, которые есть, тряпочкой протрёт. Надолго порядка в тех же туалетах, правда, не хватает. Один из пациентов в конце февраля даже выложил гневный пост в соцсети «ВКонтакте» о том, какой бардак в пульмонологии. Тогда как раз возникла проблема с нехваткой уборщиц.
На первом этаже стоит автомат с бахилами, но многие приходящие в гости к пациентам его игнорируют и разносят уличную грязь по всей больнице. Мы же потом ходим в домашних тапочках по всему этому безобразию, несём к себе в палаты.
После 40 уколов мои вены «прячутся» и болят, вводить антибиотики становится всё больнее и сложнее. А руки каждый раз непроизвольно вздрагивают. После того как я пожаловалась на острые боли в желудке, мне начали давать полезные пилюльки. Они облегчили мои страдания.
День двадцать второй
«Снимок хороший, пневмония разрешилась! — победно заявляет Наталья Борисовна, когда видит меня в палате в настроении “желе” (с утра жду вестей и боюсь, что мне продлят срок “заключения”). — Завтра вас отпустим, но это будет вечером. Я напишу вам название лекарства, которое необходимо будет принимать, витамины. Выписку и больничный отдам позже. Приедете в больницу и заберёте».
Затем она объясняет мне, что нужно заплатить за нахождение в отдельной палате. Сделать это можно только в кассе в административном корпусе на Горошникова, 37. За 17 дней нахождения в платной палате накопилось 5950 рублей. Никуда не торопясь, собираю вещи. Даже не верится, что скоро я, наконец, выйду на улицу.
