Как я послал режиссёра
Как не пойти? Конечно, пойду, это ж пробы. Все ходят на пробы. Иначе могут потом не позвать. Пригласили – откладываешь всё и спешишь к заветной надежде на успех. Дело было в компании, которая занимается производством фильмов и сериалов с удивительно нежно-блевотными и одинаковыми названиями: «Любовь одиноких сердец», «Горький вкус любви», «Любовная страсть»... Мне всегда хотелось предложить им что-то поострее включить в название, например «Всковырнул, а там любовь», «Не любил, а по жопе получил». Ну, как-то так. Но не про это речь.
Пробы парные. Познакомился с партнёршей. Исполнительная. Что ни предложишь – всё нравится, причём и делает хорошо. Сцена признания в любви... Удивительно, да? Заходит режиссёр, вижу его впервые: с животиком, низкорослый седовласый дядя, с желтизной от сигаретного дыма на густых усах, очки тонкие в прозрачной оправе и жилетка, как у рыбака, с множеством карманов. Его нужно представить обязательно.
«Ну что, погоняем!» – предложил режиссёр, взглянув поверх очков и размножив подбородок. Мы начали.
Мой текст: «Мы с тобой, как два осенних листика, судьба которых неизвестна». Её текст: «Это несправедливо! Ведь мы любим друг друга, почему кто-то может нам помешать быть вместе?!»
Мой текст: «Наши чувства неподвластны никому. Мы будем вместе, только надо немножко подождать». Её текст: «Я люблю тебя». Мой текст: «И я тебя люблю!»
– Замечательно! – просопел режиссёр. – Давайте разведём мизансцену. Ярослав, вставай сюда и смотри в камеру, как будто смотришь на дорогу, по которой сейчас пойдёшь. А партнёрша встанет сзади и обнимет за плечи.
Мы встали, как он просил. Оба чувствуем, что некомфортно, никак этот высокопарный текст не ложится органично на наши позы.
– Странно, что влюблённые, которые расстаются на неизвестный срок, не смотрят друг другу в глаза на прощание. А смотрят на дорогу... Там что-то важное на дороге? – спокойно рассуждаю я.
– Они чувствуют друг друга без глаз, им важна только близость их душ, они как зависшие над землёй ангелы... Поэтому стоят и смотрят на дорогу! – ответ режиссёра.
– Я вас понял, но у нас вполне адекватные персонажи, они не блаженные, и их любовь должна быть знакома зрителю, поэтому я считаю, что нужно сделать эту сцену максимально приближенной к реальной молодёжи и их отношениям. Очень просто и без патетики, тогда и возникнет ощущение полёта душ.
– О чём вы? – скептически спрашивает режиссёр.
– Если сделать всё проще, не боясь посмотреть в глаза партнёру и сократив текст? – попытался предложить другую схему я.
– Ну и что это? Чушь полная! А как же текст?
– Ну, я бы его чуть сократил, потому что так не говорят сейчас, – пытался защищать свою идею я.
– Это кто это вам сказал, – говорит мне пятидесятилетний мужик, – ещё как говорят, и именно поэтому сцена выглядит воздушной, а вы какую-то ерунду обжимальную предлагаете!
Девочка молчит.
– Да почему ерунду? Давайте мы попробуем и посмотрим? – не унимаюсь я.
– Ничего мы пробовать не будем! Я сказал, как делать, вот так и играйте! Ты актёр или режиссёр? Вот и выполни задачу! – прямо взбунтовался усач.
– Я же актёр, а не собака, – не сдаюсь.
– Я здесь режиссёр, умник! Чтоб мне ещё лишние кадры на вас выставлять?!
И тут меня осенило:
– Так всё дело в лишних усилиях?
– Мы будем делать, как я сказал, а не твою чушь слушать, – уже сквозь зубы шипел жук.
– Если ты, старый мудак, лучше меня знаешь, как общается молодёжь, и тебе сложно поднять сраку и переставить камеру для дополнительного кадра, то тогда барахтайся здесь сам!
Развернулся и пошёл.
– Прости, ты тут ни при чём, – сказал в дверях девочке, которая превратилась в мебель, пока мы устраивали перепалку. Человек с усами стоял, открыв рот, а я был в эйфории... Я впервые послал режиссёра. Может, я и не прав в осмыслении текста, но у нас с режиссёром должен быть конструктивный диалог, который строится на взаимоуважении чужого мнения. Больше в эту компанию меня ни разу не приглашали, чему я даже рад.
