«Плохую энергетику снимаю в театре с помощью Пузи», — говорит режиссёр Нижнетагильского драмтеатра Игорь Булыгин, радостно ставя на рабочий стол мурчащего котёнка, которого подобрал во время одной из своих ночных прогулок по городу. Вылазки в строящийся парк «Народный» вместе с боксёром тигрового окраса Патриком и игра в футбол раз в неделю — те немногие радости, которые может позволить себе артист, режиссёр, а с прошлой осени ещё и депутат Нижнетагильской городской думы Игорь Булыгин. Сегодня день и ночь полюбившегося многим тагильчанам Грини из «Пёстрого зонтика» расписаны по минутам, но он по-прежнему радует публику смелыми творческими решениями и искренней детской улыбкой. О личной просьбе Носова, «тараканах» депутатов гордумы и сотнях миллионов рублей, нужных для создания в Нижнем Тагиле малой сцены, Игорь Булыгин рассказал в интервью АН «Между строк».
«Когда шёл на первое заседание думы, думал, что прыгаю в какую-то пропасть»
— Игорь Николаевич, вы известный актёр, режиссёр, уже давно сложившаяся творческая личность, известная всему тагильскому бомонду. Зачем пошли в политику?
— Этот вопрос я сам часто задаю себе, но у меня есть ответ на него. Стать депутатом предлагалось давно, неоднократно, разными партиями, финансовыми структурами, людьми. Жизнь-то длинная у меня, лишь кажусь 18-летним. Я никогда не лез в политику и старался держаться от неё подальше — не потому что считаю это грязным делом, ни в коем случае. Но меня долгое время мучил вопрос, почему в городской думе никогда не было представителей культуры. Такое отношение к культуре несколько раздражало. Да, безусловно, должны быть представители градообразующих предприятий, но ни в коем случае не только. У нас был спектакль «Горное гнездо» по роману Мамина-Сибиряка. Он как раз про то, как город поделили заводчики. Они решают только свои проблемы, им безразличны горожане и так далее (я не провожу аналогий), и это неправильно. Когда я первый раз увидел всех депутатов, подумал: «Боже, какие люди разные, такой букет!» Но это замечательно, что сейчас в думе представлено максимально много разных людей. Проблемы здравоохранения, кроме врачей, никто понять не сможет досконально. С образованием разбираться тоже надо. Сейчас сложнейшая с ним ситуация, ЕГЭ и прочее. Как бы это ни прозвучало пафосно и ретроградно, советская школа всё-таки была лучшей в мире, поэтому мы были самой читающей и знающей страной, хотя, конечно, со своими перегибами. Там, где есть образование, должны быть спорт и культура — хороший стадион и актовый зал с драматическим или музыкальным кружком. Всё взаимосвязано.
Состояние культуры в городе сегодня — это состояние города завтра. Чем выше культура, тем меньше спортивных штанов и восьмиклинных кепок. Я могу привести пример из недавнего советского прошлого. Был такой нехороший человек — Лаврентий Павлович Берия. Тиран, палач, но умный. Много закрытых городов в Советском Союзе было, но в каждом из них в обязательном порядке работал театр или замечательный дворец культуры. Потому что Берия понимал: хлеба и зрелищ нужно людям, и если сделать культурный центр, то в закрытом городе будут жить с удовольствием.
— Вы попали в думу только после того, как руководитель аппарата администрации города Андрей Ленда отдал вам свой депутатский мандат. А кто убедил вас принять участие в праймериз и выборах?
— Глава города Сергей Константинович Носов. Мы как-то разговаривали с ним, и он вдруг спросил: «Слушай, а почему у нас культура в думе никак не представлена? Тебе самому-то не стыдно? Ручки и ножки свесили, за вас управление культуры должно решать все вопросы? Нет, давай подключайся». Я тогда выразил свою не то что неготовность, особого желания не было в думу идти. А потом перед праймериз «Единой России» он меня на очередной встрече снова спросил: «А где заявление-то? Я же не пошутил, мы с тобой серьёзно разговаривали». Я помню, что принёс заявление последним и после этого замечательного действа подумал, что не пойду в думу, время ещё тратить... Но после выборов мне позвонил [руководитель аппарата администрации города] Андрей Ленда и сообщил, что отдаёт свой депутатский мандат мне. Я говорю: «Так я уже забыл про всё это, запустил свой новый проект». Но всё-таки дал добро.
Мы, честно скажу, с главой города встречались часто по разным вопросам. На моё удивление, даже после завершения ремонта здания театра он буквально до своего отъезда приходил, смотрел, где что плохо или хорошо. Мог в семь утра примчаться и проверить всё или после спектакля забежать. Это говорит о хозяйственнике, спасибо ему огромное. На спектакли тоже ходил. Последнее, на чём он был, — это «День Победы», мы сделали концертный вариант к 9 Мая. Сергей Константинович после сказал: «Игорь Николаевич, можно я тебя попрошу. Это просьба моя личная, просто Носова, а не градоначальника, оставь его в репертуаре». Мы оставили.
— Трудно было втягиваться в новый режим совмещения творческой деятельности и депутатской?
— Когда я первый раз шёл на заседание думы, у меня было ощущение, что я прыгаю в какую-то пропасть. В мире театра мне понятно, что делать, как строится день, что будет завтра-послезавтра, когда выпустить новый спектакль. А там я не понимал, куда иду, что буду делать. Тяжело. Я стараюсь изучать все документы, которые приходят ко мне от аппарата думы, потому что это нечестно — голосовать за то, что ты не знаешь. Как-то стыдно и несерьёзно, будучи взрослым человеком, чувствовать себя двоечником, поэтому читаю не только пьесы. Особенно, конечно, меня умиляет, когда приходят изменения в бюджет города или Устав, когда цифра 47/12542103 меняется на 54/1274061. Я с трудом понимаю, о чём речь, читаю это дважды, трижды, четырежды, пока до меня не доходит: а, так мы вот этот пункт изменили! Иногда просто звоню председателю комиссии и прошу объяснить мне, что там написано. Можно, конечно, стоять перед «Квадратом» Малевича и придумывать, что ты там видишь, а можно честно сознаться, что ты видишь чёрный квадрат. И то и другое, в принципе, допустимо, мне проще спросить у опытных коллег.
Я хочу отметить, и это без иронии: считаю, что аппарат думы работает фантастически. Во-первых, как только готовы документы, сразу присылают. 64 раза оповестят. Если внесли изменения, но через 10 минут документ должен появиться, он появится. Они молодцы, работают лучше, чем многие аппараты дум, по крайней мере Свердловской области. Чем мне нравится Зябочкин, ему когда бы ни позвонил, он всегда тебе с удовольствием ответит, потратит на тебя время. Расскажет, что и как правильно сделать. Тебе элементарно напомнят, что нужно почту из своей ячейки забрать, уж молчу, что кофе всегда предложат. Это немаловажно: чтобы пойти в думу, мне нужно пораньше встать, успеть прибежать в театр, сделать здесь кое-какие дела, потом убежать в думу на заседание, а после него у меня сразу репетиция. Это всегда так, тяжело встать в пять утра и в десять выглядеть бодрым.
Стараюсь не пропускать ни думу, ни выездные заседания комиссий. К моему огорчению, все в основном работают с утра и до вечера. В театре работают с утра и до утра, у меня есть маленький перерыв днём, но у меня нет его вечером. А заседания часто назначают либо утром, когда у меня репетиция, либо вечером, когда у меня спектакль, — это большая проблема. Мы разговаривали с председателями комиссий по молодёжной политике и по самоуправлению, в которых я состою, они иногда под меня подстраиваются.
Но у меня нет каких-то негативов от своего участия в городской думе. Меня никто никуда не тащит, ни в какие группировки. Нет какой-то подковёрной игры со мной. Со мной, кстати, люди всё чаще и больше разговаривают об искусстве. Кто что посмотрел, какой спектакль я рекомендую, какой они съездили посмотрели или концерт посетили. Моё мнение о фильме или спектакле, а куда лучше с семьёй пойти. А я в то же время спрашиваю какие-то свои вещи. Есть ряд депутатов, которые ни одной премьеры не прозевали, например, Владимир Иванович Антонов. Он уже десятилетие ходит в театр. Из нынешних депутатов через одного ходят на спектакли, но ещё же не конец года, мы организуем культпоход в театр для всех 28 депутатов, их жён и мужей.
К моему большому сожалению, у меня нет встреч с моими коллегами-депутатами вне работы думы. Я вообще плохой отдыхатель, не езжу на охоту или рыбалку, не собираю грибы. У меня в этом году, в июле, впервые в жизни был настоящий отпуск. Я с семьёй сел в машину и уехал в Петербург. Я его очень люблю и считаю лучшим городом на земле, после Нижнего Тагила конечно. Там сейчас живёт наша старшая дочь Настя. Я отключил телефон и целый месяц был потрясён от того, что с семьёй так здорово отдыхать. Тем более был чемпионат мира по футболу. Я его люблю, показал дочерям, что такое настоящий большой футбол и фанатское движение, но не те сумасшедшие, которые ни к какому футболу не имеют отношения, а нормальные фанаты.
«У каждого свои тараканы в голове, я тоже с тараканами — что-то для меня является принципиальным»
— А как к вам коллеги по думе отнеслись, если говорить о личных ощущениях?
— Некоторое напряжение, безусловно, присутствовало: «Лицо узнаваемое, медийное, имя и фамилия на слуху, но чего от него ждать?» Понятно, что у каждого свои тараканы в голове, я тоже с тараканами — что-то для меня является принципиальным, мы же все люди. Я, честно говоря, до сих пор не чувствую себя депутатом. Дело в том, что как режиссёр, артист всегда представлял себе думу работающим механизмом, где сидят какие-то чиновники, которые борются с главой города, а оказались нормальные люди. Моё представление сильно изменилось. В средствах массовой информации я вычитывал, высматривал, выслушивал о том, какие в думе битвы и сколько подводных камней, а их гораздо меньше, и главное — все готовы работать. Это мне понравилось. Ты же видишь сама прекрасно, как на думе депутатам вручают грамоты, благодарственные письма обычные организации, люди, которым они безвозмездно помогают. Меня коллеги-депутаты прекрасно поддерживают во всех начинаниях. Я понял, что действительно можно влиять, сказать: «Ребята, культура-то есть».
— Каким образом влиять? Приведите пример, когда вам удалось привлечь внимание, финансирование на какой-то конкретный объект — театр, дворец или другое культурное учреждение?
— Взять хотя бы пресловутый миллион. Почему пресловутый? Потому что ни одному депутату на самом деле он не принадлежит, но это всё равно предложение депутата, куда можно было бы потратить эти деньги. Я весь свой миллион развернул на культуру. Есть на Вагонке замечательная музыкальная школа, у которой входная группа была в аварийном состоянии — теперь нет. Нужно было приобрести для филармонии музыкальные инструменты, заменить в одном учреждении на Черемшанке стеклопакеты. Конечно, одного депутатского миллиона на культуру города мало, да и десяти мало. Потому что только одному Нижнетагильскому театру кукол требуется как минимум 200 миллионов рублей только на следующий год. У нас есть замечательное место, которое называется Горсовет, где прекрасный музей, но большие проблемы с архивом. Великолепная Центральная библиотека, которой тоже надо помогать. Но сейчас у меня появился шанс ещё общаться, будучи депутатом, с главой города, его заместителем по социальной политике Валерием Суровым. Это уже приход не художественного руководителя или жителя города, а депутата. Я могу делать запросы, получать информацию и разбираться в какой-то ситуации.
Когда мы начали делать приёмы граждан, на меня свалился вал проблем, которые в большинстве случаев даже глава города не решит, потому что они касаются федеральных или областных законов. Но люди приходят некоторые, чтобы просто пообщаться. Приходила одна замечательная бабушка, которая принесла с собой проблему, но на самом деле проблема была ей не важна, нужно было, чтобы её выслушали, и она готова была со мной, наверное, ещё часа два посидеть. Для меня это было открытие… Кстати, очень нужное. Каждый артист должен наблюдать, искать, находить каких-то необычных людей. Так вот, очень много необычных людей приходят как раз на встречу с депутатами. Я со своими коллегами общался, у них то же самое. И я представляю, что выдерживает [депутат свердловского Заксобрания] Вячеслав Викторович Погудин, когда приезжает сюда, к нему выстраиваются огромные очереди. Мы как-то раз с ним общались, я говорю: «Забегайте в театр, спектакль посмотрите». Он отвечает: «Я после того, как пообщаюсь с людьми, как выжатая тряпка, не могу уже на спектакль идти. При всём уважении к театру, извините».
— Сейчас и мэрия, и депутаты занимаются формированием бюджета на 2019 год. Сколько денег планируется выделить на деятельность и развитие драматического театра? Достаточно ли этих средств?
— Там всё прикидочно, цифры ещё будут меняться, но я знаю, что нам не хватает. Из-за экономии давно ушли из бюджета и не вернулись такие статьи, как «постановочные» и «гастроли». Это большая проблема, потому что нынешние гастроли стоят безумных денег — от миллиона рублей, но это если мы в Екатеринбург поедем. Если это Челябинск, то уже три миллиона. Казалось бы, что ж, мы такие дорогие и так много едим? Да не едим мы, деньги идут на перевозку декораций и людей, проживание в гостинице, суточные. На серьёзные гастроли, за которые не будет стыдно, 60–70 человек должны выехать. Ехать на один-два дня невыгодно, на десять — как-то надо жить. Все гостиницы, ж/д и авиакассы любят предоплату. Сейчас в год мы зарабатываем до 20 миллионов рублей, это даёт нам шанс создавать спектакли. Все премьеры, что вы видите, созданы в том числе на эти деньги. Балльная система поощрений, косметический ремонт, покупка бумаги и картриджей для принтеров — тоже за счёт этих денег. Спасибо городу за то, что с коммунальными услугами и прочим нам помогает. Это очень серьёзная проблема — просто отопить такое здание, а зрителям, когда они приходят на спектакль, всё равно, сколько это стоит, им должно быть комфортно.
Если малая сцена станет модной, туда пойдут и молодёжь, и все остальные
— Я знаю, что сейчас идёт работа над созданием так называемой малой сцены. Сколько денег нужно на неё?
— Есть такое (улыбается). Нормально на неё денег надо. Что такое малая сцена? Возможность других форм работы со зрителем, и мы не хотим сделать это красным уголком в театре, ни в коем случае. У нас есть отдельное здание между Домом музыки (филармонией. — Прим. ред.) и бывшим кинотеатром «Современник». Есть эскиз, сделанный бывшим главным архитектором города Андреем Солтысом. Это предварительный проект, он нам понравился, но понятно, что он будет ещё дорабатываться, это не окончательный вариант. Сейчас нужны первые деньги на то, чтобы этот эскиз превратился в чертёж, потом нужно будет всё это осметить. Подразумевается, что здание станет на один этаж выше, пошире и подлиннее. А значит, нужно перед составлением сметы провести обследование, чтобы узнать, выдержит ли кирпичная кладка, нет ли там каких-то коммуникаций рядом, не залезем ли мы на чью-нибудь землю.
Это младший брат нашего главного здания, его продолжение. Всё арт-пространство, репетиционные — на верхнем этаже, ниже будут буфеты, гардероб, служебные помещения и прочее, планируется также студия звукозаписи. Можно будет с улицы наблюдать за работой актёров.
— И всё-таки вопрос денег меня интересует, хотелось бы услышать хотя бы примерные цифры.
— Вопрос денег интересует всю страну. Я, Жень, понимаю, что надо выпытать из меня, сколько же это будет стоить, но не готов ответить даже потому, что мы сейчас находимся в начале пути. Безусловно, мы говорим о миллионах. Сколько сейчас стоит построить просто домик — три или четыре миллиона рублей? А это целая система с видеоаппаратурой, звуком, светом, более мощными кабелями. Значит, мы говорим уже о двух сотнях миллионов. Но если нам на следующий год дадут хотя бы 100–200 тысяч рублей, будет уже хорошо, можно дать техзадания.
Мы надеемся на малую сцену, она позволит привлечь… всех. Спросят: «Что, нам мало театров?» Мало, мы не собираемся дублировать там свои спектакли. В большом театре нам невыгодно делать спектакли малой формы: нужно урезать сцену, посадить вместо 500 зрителей 50 и не заработать денег. Но и большой театр нужен, каждый ведь идёт за своим. Кому-то нужен бархат, кресла удобные, чтобы можно было вытянуть ноги, коньячок в буфете в антракте. Когда люди плюются от «Трёх красавиц», это не значит, что им не понравится «Трамвай “Желание”», и наоборот. По-хорошему, я бы хотел, чтобы к 300-летию Нижнего Тагила появилась малая сцена. В последнее время все занимаются привлечением молодёжи, только она не вовлекается, потому что обратный эффект срабатывает, когда говорят: «На! Вот этот хорошо!» Если площадка станет модной, туда пойдут и молодёжь, и все остальные.
Но сидеть сложа руки тоже нельзя. Мы сейчас разрабатываем некую серию вирусных видеороликов, которые будут намекать на то, что в театр надо сходить.
— Малая сцена — это хорошо, но у нас ещё есть Молодёжный театр и Театр кукол, им тоже деньги нужны.
— И прекрасно! Мы стоим в очереди и никогда не полезем вперёд, несмотря на то, что я депутат. Я же не пойду использовать свой мандат и кричать: давайте отодвинем Театр кукол от капитального ремонта. У них замечательный проект, хотя и требует усилий, чтобы стать реалией. В 2019 году не будет сделан капитальный ремонт Театра кукол, и это хорошо — они успеют подготовиться, сделать нормальную проектно-сметную документацию, пройти госэкспертизу. Мы подождём. Я прекрасно понимаю, что здание Молодёжного театра требует ремонта, люди говорят: «Хочется закрыть глаза и проходить мимо». А что, филармонии не нужны деньги? Да всем они нужны, поэтому будем договариваться.
У нас громадьё планов. Мы надеемся, что в будущем сможем транслировать свои спектакли в маленькие города и посёлки, где лично играть нам не позволяет сцена или откуда людям трудно уехать. Уже разговаривали с руководством Горнозаводского управленческого округа, в принципе, оно поддержало нашу идею, но здесь тоже многое зависит от денежных средств.
Должны появляться в городе и новые места. У нас нет хороших больших художественных галерей. Современное искусство не представлено вообще — арт-площадок как таковых нет, ни одного лофта. Нет своего Арбата. Летом город вымирает, все уезжают в сады, на моря и так далее. Казалось бы, ну и замечательно, пускай все уезжают. Нет, город должен быть востребован, в скверах должна кипеть жизнь.
— Какие премьеры ждут тагильчан в этом году и на создание какой из них требуется больше сил и времени?
— Первой премьерой 22 декабря у нас будет «Незнайка-путешественник». Спектакль уже на стадии перехода из репетиций в состояние прогонов, сейчас идёт работа над реквизитом. Уже прошёл техсовет по «Хануме», мы её планируем на 31 января. Спектакль станет первой премьерой 2019 года. А потом будет ещё пять премьер, четыре режиссёра взяты с лаборатории молодой режиссуры «Театр — поколению Z». Из тех спектаклей, что были представлены на лаборатории, остаётся только «Господа Головлёвы. Маменька» (пьеса Ярославы Пулинович по роману Михаила Салтыкова-Щедрина. — Прим. ред.). Даниил Безносов (главный режиссёр Краснодарского муниципального молодёжного театра. — Прим. ред.) будет это делать. Сейчас мы обрабатываем детали, и в июне тагильский зритель, надеюсь, оценит большой формат этого спектакля. С остальными — Александром Кудряшовым, Екатериной Гороховской и Андреем Гончаровым — мы сейчас находимся в переговорах, в положительных.
Сами мы тоже пополнились. Из Сибири к нам приехал Максим Самсонов, ему 34 года. Он уже у нас дебютировал достаточно успешно, сейчас репетирует в «Незнайке» Сиропчика. Из Екатеринбурга к нам подъехал Юрий Овчинников. Он тоже уже дебютировал, в «Поминальной молитве», ему 57 лет.
На вопрос, какую премьеру сложнее подготовить, практически нельзя ответить. Вот есть повар, он очень большой специалист по мясу, но даже у него плов будет каждый раз разным. Люди, которые приходят в его ресторан, с разными вкусовыми рецепторами: для кого-то этот плов будет безумно вкусным, а для кого-то — пресным и неинтересным. Поэтому предугадать, какая премьера выстрелит, какую труднее будет сделать, нельзя. Если технически, «Волшебная лампа Аладдина» невероятно сложная. Внутри, под и за сценой работает примерно столько же людей, сколько вы видите на сцене. Там мгновенные переодевания, исчезновения, работа с люками-провалами и с колосниками.
«Ханума», которую мы планируем в январе выпустить, — это музыкальный спектакль. То есть артистам предстоит выучить вокальные партии, спеть их, станцевать, но там же есть и драматические куски. Будут работать новые режиссёры. Любой режиссёр — это ядерный взрыв для театра, потому что он приезжает со своим фонтаном идей. Что репертуарный театр любит? Чтобы всё было по полочкам разложено: вот есть смета, в ней то-то, то-то, то-то, здесь не про деньги речь. А если сегодня режиссёру захотелось, чтобы вся сцена была в воздушных шариках? Когда он начинает изобретать спектакль, встречается с артистами, влюбляется в них, а они в него, появляются новые решения и всё это огромное театральное производственное пространство начинает пахать на спектакль. В наш театр, цеха, артистов влюбились все четыре режиссёра лаборатории. Это дорогого стоит, потому что не всегда театры готовы принять чужого режиссёра.
Несмотря на то, что я депутат городской думы, художественный руководитель театра, член нескольких общественных советов и так далее, футболист, собаковод, я же ещё и артист. Конечно, хотел бы сам со всеми четырьмя режиссёрами попробовать поработать, они профессионалы. Но это не значит, что я буду вырывать роли из рук своих артистов, никогда. Наоборот, по остаточному принципу идёт разговор. Когда человек уже сыграл Гамлета, хочется сыграть то, чего ты не хотел никогда ранее, попробовать себя в каком-то другом направлении, совершенно неожиданном. Каждый артист представляет себя Треплевым или Григориным, Чичиковым или Хлестаковым, но приходит момент, когда ты понимаешь, что уже не Чичиков или Хлестаков… А может быть, придёт режиссёр и увидит тебя кем-то другим — и это окажется здорово.
«Дома с женой скидываем все маски»
— Вы женаты на артистке Марианне Булыгиной более 15 лет. Как двум творческим людям удаётся уживаться вместе, вы дома скидываете все свои надетые на сцене маски?
— Обязательно скидываем, дома нет театра. Более того, жена не даст соврать, дома я запрещаю даже говорить о нашем театре, она знает гораздо меньше новостей, чем любой другой. Если, например, я работаю над распределением ролей «Ханумы» уже сейчас, моя жена узнает о нём тогда же, когда и все другие. Чтобы никто и никогда не смел сказать, что она повлияла. Она не повлияет никогда, потому что прекрасно знает: если я что-то уже решил, сдвинуть меня с места невозможно.
Вот если я еду за рулём по трассе, то должен доехать, а посплю уже там. Я так в прошлом году из Нижнего Тагила до Санкт-Петербурга за 30 часов без сменного водителя доехал. Единственное, притормаживал, когда на дорогу выходили лоси, под колёсами бегали лисы, мне на крышу практически садились совы. Это возле города Буй Костромской области. Я получил невероятное удовольствие, это было исполнением одного из моих юношеских мечтаний — сесть за руль машины и ехать, сколько смогу. И тогда же я сделал вывод, важный для меня, который, наверное, определяет всю суть жизни, — добрых, желающих помочь тебе людей гораздо больше. Да, на дороге встречаются разные, в том числе парнокопытные водители, но нормальных больше. И дорогу тебе уступят, и подскажут, как лучше проехать. Ещё я полюбил дальнобойщиков. Они знают, где лучше остановиться, где безопасно, где самая вкусная, но при этом дешёвая еда.
У меня жена, кстати, не была рада, что я пошёл в депутаты: «Тааак, то есть до этого был “до свидания, семья”, а теперь — “прощай”?» Я ей торжественно обещал, что хотя бы раз в месяц мы с ней будем куда-нибудь выбираться. Но не всегда получается.
— Ваша старшая дочь, Настя, изучала сценические искусства в петербургском институте. Младшая не собирается пойти по вашим стопам?
— Нам хватает того, что старшая пошла по нашим стопам. Я за год до поступления отвёз её в Петербург и влюбил в этот город, я сам его люблю. Очень верил, что она станет журналистом-международником. Настя прекрасно владеет немецким, она ездила на стажировку в Германию, у неё все сертификаты есть. И вот через год она едет в Питер, поступает на бюджет на журналистику, на международника, звонит мне и просит побыть ещё недельку в Питере. Да ради бога, чудо случилось, отец счастлив! И через пять дней мне сообщают, что её приняли в театральный институт. Вот это для меня было катастрофой, я еле пережил это, честно говорю. И характером, и внешне в отца — видимо, слишком. Сейчас коротко постриглась, так вылитый я в детстве. Настя уже второй сезон работает в Театре марионеток им. Е. С. Деммени в Санкт-Петербурге. Есть главные и неглавные роли. Она молодец, я горжусь.
Младшей мы задаём вопрос: «Ариша, ты определилась куда?» Отвечает: «Конечно, в Питер». Но её кидает: она то актрисой хочет быть, то художником, то ни тем ни другим. Я до 17 лет хотел быть хирургом, у меня слишком много врачей в родне, но потом решил стать артистом. Дед видел меня или медиком, или военным. Когда я стал артистом, было ощущение, что дед просто вычеркнет меня из своей жизни. Но в 1989 году в «Тагильском рабочем» появилась даже не заметка, одна строчечка, где самым маленьким, каким можно было там напечатать, шрифтом написали: «В спектакле будут заняты тот-то, тот-то… и Булыгин». Перед «и др.» написали, в самом конце. Дед показал соседям и после этого сказал: «Ну ладно, артист так артист». Потому что для него это документ — газета для того поколения была важна, и СМИ были гораздо выше, чем сейчас, их уважали. Спасибо деду, отца у меня не было, дед был за него. Он танкист, участник Советско-финской и Великой Отечественной войн, орденоносец, жуковец, сосланный на Урал. Дед настолько верил в идею социализма и коммунистической партии, что, когда все сжигали билеты, считал, что это делают те подонки, которые и довели партию вот до этого (до распада. — Прим. ред.).
— Сами вы хотели когда-нибудь навсегда уехать жить в Питер или другой город?
— Да, массу раз. Я уезжал много раз, тайно, не забирая документы, работал в театрах других городов — и в Питере, и в Москве, — но также тайно ото всех возвращался. Очень трудно найти свой дом, ведь провинция, она в мозгах твоих, а не в том месте, где находишься. Двух месяцев достаточно, чтобы понять, что это не твоё. Я ездил на гастроли с одним замечательным театром, куда хотел поступать, но понял, что… нет, это не тот театр, с которым я хотел бы дальше жить, не те люди. Это же ещё очень трудно — в коллектив влиться. Здесь, в Тагиле, я нашёл своего режиссёра, роли, зрителя. Есть мнение, что в театре должны жить одни сволочи, которые сыплют в пудру стекло и режут друг другу планы, террариум единомышленников. А редакция журнала «Огонёк» — это не террариум единомышленников? Ерунда это всё, люди создают террариум, а не призвание. У нас прекрасный дружный коллектив. Практически все артисты где-нибудь ещё что-нибудь делают: преподают, снимаются, ведут телепередачи. Когда наш коллектив называют богемой, у меня вообще такое желание возникает, чтобы люди просто пришли в театр и хотя бы сутки побыли с нами. С артистами, которые, сжав зубы, идут на нарушения и не уходят отсюда до самой премьеры. Вот как пришли в театр, так завтра после премьеры и уйдут, и там уже не до богемности.
Да, наверное, мне всегда хотелось, как любому амбициозному человеку, вырваться куда-то выше, но всё время что-то случалось и нужно было остаться в городе. Потом я взял студентов (с 2000 года Игорь Булыгин — мастер курса актёрского отделения Нижнетагильского колледжа искусств. — Прим. ред.), у меня появилась ответственность перед ними. Не мог же я их на середине обучения бросить, нужно было до четвёртого курса дотянуть. Но я не жалею. Самое главное у меня в жизни случилось — это две прекрасные дочери, всё остальное неважно.
— Игорь Николаевич, вы уже многие роли сыграли на сцене театра, а в кино вам хотелось бы сняться?
— Может быть, когда-нибудь я доберусь и до кино, оно тоже очень много времени отнимает. У меня были предложения, но не настолько интересные, чтобы бросить всё, — сниматься в массовке я не хочу. Поэтому я, наверное, подожду. Не появится ничего, значит, не моё. Я бы с удовольствием сыграл роль в замечательном фильме замечательного режиссёра, который снимался в Тагиле («Ненастье». — Прим. ред.). Оказалось, что мы с режиссёром заочно знакомы, с удовольствием пообщались с ним, и он предложил мне крошечную роль в своём фильме. Это было очень забавно — с тем же Сашей Яценко сняться, посмотреть на него с другой стороны, хороший артист.
Может, благотворительностью займусь наконец-то. Я люблю животных, занимался бы ими — кошками и собаками, которых все бросают, где не надо… Не берите их тогда уж. Я мечтаю, чтобы у меня было большое-большое земельное пространство, где можно разместить прогулочную зону для животных. Пока рано, наверное, об этом говорить, тем более до пенсии мне оказалось всё дальше и дальше. Выйду на пенсию, найду ту завалинку, на которую смогу сесть с любимой женой, самоваром и котом на плече, который будет «брррр» делать, и буду ругать весь современный театр.
