Вокруг арт-группы «Лаборатория Событий» ходит множество слухов и домыслов. Те, кто ни разу не бывал на их спектаклях, предполагают, что там зрителей ждёт целый набор «жести» - мат, обнажёнка и провокации. Корреспондент АН «Между строк» решил узнать у руководителя арт-группы, на кого рассчитано современное искусство в Нижнем Тагиле, стоит ли тратить на него время, повторит ли «Лаборатория» сомнительный успех Pussy Riot и почему власти боятся молодых творцов.
Почему художник может остаться в Тагиле
- Почему ты, со своим художественно-педагогическим образованием не строишь карьеру в привычном понимании этого слова, а занимаешься «непонятно чем»?
- Официально я тунеядка! – с жизнерадостным вызовом заявляет Елена. - Но, тем не менее, работы мне всегда хватает. Просто я не знаю, где могу работать в Нижнем Тагиле по профилю. Я выбрала то, чем хочу заниматься – этим и занимаюсь, вместе с арт-группой мы продвигаем современное искусство. В Тагиле нет организации, государственного заказа на современное искусство, и нам приходится делать это на добровольных началах. В какой-то момент я поняла, что не могу разрываться между работой с 9 до 18 часов и «Лабораторией Событий», – выбор перевесил в сторону «Лаборатории».
- То есть ты осознанно обрекла себя на денежную нестабильность?
- У меня есть прекрасные и, что немаловажно, верующие в силу искусства, друзья, которые могут и накормить, и поднять боевой дух!
- Наверняка многие ровесники покинули родной город. Почему ты не уехала из Тагила?
- Как сказала Дарья Цветкова, (второй руководитель «Лаборатории Событий» – прим. автора): «Лучше быть, так сказать, тагильским уникумом, чем раствориться в столице, где очень много талантливых людей со всей страны приезжает каждый год».
- То есть вы боитесь конкуренции? Думаете, жизнь в Тагиле не наложила свой отпечаток на вас, который выделит из толпы?
- Вполне возможно. Очень многие люди, которые видели наше творчество, знакомы с нашими работами, говорили, что наш уровень вполне себе неплохой, и всё, что мы делаем – это не только в контексте художественного всероссийского процесса, но и в контексте всемирного. Я никогда не была заграницей, но люди, которые, побывав во Франции, Германии, говорили, что там есть такие же сумасшедшие люди, которые занимаются теми же уличными перфомансами и спектаклями.
Дело не в том, что мы забоялись ехать, мол, не такие классные. Главная причина в том, что я не вижу, что мне что-то мешает развиваться в творческом плане здесь, за исключением отсутствия финансов.
Всё делается на выигранные гранды, на наши деньги, на деньги далеко не богатых родителей. То есть все делается на энтузиазме. Деньги нужны не для того, чтобы покупать себе гаджеты или какие-то такие вещи, а для новых проектов, для выездных мероприятий, гастролей. Хочется ездить на фестивали, обмениваться опытом. И в этом, пожалуй, минус отдельного нашего существования от каких-то организаций, государственных структур. А привлекать частный капитал, то есть спонсоров, в нашем городе нам кажется невозможным. В крупных городах люди понимают, что искусство не только «шоу» для увеселения, но это еще и политический инструмент, этими вложениями в искусство можно сделать себе политический пиар, ведь это хорошо для имиджа каких-то компаний. Но мышление тагильских бизнесменов отличается от мышления нетагильских админитративных деятелей. Все понимают, что нужно помогать пенсионерам, детям, инвалидам, самым незащищенным гражданам. А вот с помощью молодежи, которая в общем представлении энергичная, самостоятельная, может позаботиться даже о других, дела напряжённее. Еще напряженнее с финансированием художников, а если таковые причастны к современному искусству – это уж совсем непонятная вещь, зачем им помогать? В этом я убедилась на собственном опыте.
- Получается, есть какие-то точки соприкосновения политики и искусства?
- Там, где дело касается поддержки. Прогрессивный политик должен представлять себя в нескольких направлениях: помимо благотворительности и прочих социальных программ ему желательно заявлять о себе как о духовно развитом человеке. Ну а как можно проявить свою духовность? Через поддержку искусства, наверное. Немного забыто слово «меценатство» в области искусства. То есть поддержка культурных, художественных проектов в крупных городах – это норма. А у нас как-то не очень…
Кому нужно современное искусство в Нижнем Тагиле
Откуда пошла «Лаборатория»?
- Я всегда говорю, что «Лаборатория Событий» пошла с улицы Пархоменко, по которой мы, будучи еще первокурсницами, неспешно прогуливались с Дарьей Цветковой и рассуждали на тему «Чё-то у нас ничё прикольного в городе не происходит». Ну, кроме там каких-то единичных проектов.
- Это вы сравнивали жизнь Тагила с тем, что происходит в других городах или, даже будь вы в эпицентре культурной жизни России, все равно руки бы чесались, хотелось бы что-то творить?
- Тут имело значение два фактора: как внутренние цели, потребность самовыражения, так и внешние: желание разнообразить, обогатить культуру Тагила. Задать темп развития культурной жизни…
- Кому, в первую очередь, нужно то, что вы делаете?
- И всем, и никому. Верхам не нужно, они не могут нас контролировать, не понимают, чем мы занимаемся, и поэтому им проще делать вид, что нас нет. И это в принципе тоже не плохо. Низы мало что делают, но, если простимулировать, они начинают «шевелиться», интересоваться.
- Раз не понимают, может, это с вашей стороны попытки недостаточно сильны, чтобы вас понимали?
- В свое время было потрачено очень много сил, времени, нервов, чтобы попытаться как-то наладить эти отношения с нашими верхами. В итоге я свела это общение к минимуму и на данный момент фильтрую, с какими просьбами могу обратиться, а с какими не стоит. А больше нам особо не о чем общаться… Низы это те, кто понимает, чем мы занимаемся, те, кто интересуется. У нас есть зрители, и есть участники, и большинство зрителей рано или поздно становятся участниками в том или ином виде.
- Как так получается? Вы их активно агитируете или люди сами подтягиваются?
- И то и другое! Мы всегда были открыты для коммуникаций, для всех предложений. Я ведь и сама понимаю, как важно, чтобы твою инициативу поддержали. В итоге все это выливается в организацию выставок, в том числе и персональных, в различные мероприятия. Иногда кто-то говорит, мол, хотел бы попробовать поучаствовать в перфомансе. Предложения поступают постоянно, и со временем я поняла, что творческие люди – это такой неисчерпаемый ресурс. Если учесть, каков отток творческих кадров из нашего города, а он колоссальный, какая-то часть людей ушла в небытие (сели в офис за компьютеры, погрузились в семейную жизнь и т.д.), но при этом ресурс постоянно восполняется кем-то новым. Мне звонят, пишут, присылают свои работы даже люди, с которыми я ни разу не виделась, не общалась и, должна сказать, они делают потрясающие вещи! И это очень меня подстегивает для того, чтобы делать что-то еще и еще.
- Тагил же по большому счету индустриальным считается.
- К сожалению, так и происходит: искусство потребляют те, кто его также производит. Действительно, к нам приходят по большей части те, кто и сам занимается творчеством. Хочется расширять эту аудиторию, но наши «продукты» очень специфичны, а 80 процентам тагильчан искусства хватает на канале «Россия». А те, кто ищут, может, это те, у кого шире кругозор, кто активно пользуется интернетом, кто имеет возможность ездить по городам – они заинтересованы в том, чтобы мы работали. Те же ночи кино, которые мы проводим, это синтез нескольких искусств. Задействованы перфомансы, выступления музыкальных коллективов, выставки.
- Можете похвастаться количеством людей, которые к вам приходят?
- Хвастаться, на самом деле, особо нечем. В лучшие времена мы собирали и по сто человек. Чтобы собрать много людей, нужны и большие вложения, в том числе финансовые. Это зависит от нескольких факторов: помещение, реклама, организационные моменты. В тех условиях, в которых сейчас пребываем, мы выше головы не прыгнем. Ну, человек 50– 80 мы, может, и можем собрать. За те 6 лет, что мы существуем (кстати, в октябре у нас день рождения), мы наработали определенные связи: контакты с прессой, например.
- В каких условиях создаются ваши спектакли и прочее?
- На самом деле, многое, да можно сказать все, пишется на коленке. А так, процесс создания спектакля, мне кажется, везде примерно одинаковый, в любых видах театра. Единственное, что мы действительно делаем акцент на каких-то авторских вещах. Если это драматургия, то она непременно авторская, такое, что никто не ставил и, наверное, не поставит. Если это музыка, то стараемся, чтобы это было написано и спето нами. Костюмы, сценография - все в нашем исполнении. Но это считается типично, каждый театр все делает себе сам. Но мы претендуем на какой-то эксклюзив.
Тонкая грань между актом искусства и актом преступления…
- Зная не понаслышке о ваших спектаклях, хочется задать вопрос о нецензурной лексике, которая у вас проскакивает…
- Да, у нас бывает мат. Но я этого не скрываю, мы оговариваем это в афишах в виде ограничения по возрасту.
- А получали ли вы за это критику от высших инстанций, жюри?
Да, мы получали за это нагоняй, но нас это ничуть не смутило и не остановило. Это все оправдано, это как специфика современного искусства и нужно принимать определенные правила игры, определенные тенденции, законы жанра. И я не скажу, что это плохо. Театр - это самое живое искусство, которое чутко реагирует на общество, это самое лучшее зеркало того, что происходит сейчас. То, что у нас в советское время называлось «Утром – в газете, вечером – в куплете», по сути, применимо и сейчас. И очень большие споры идут на эту тему, как на уровне профессионалов, так и на уровне зрителей, на уровне политики. Спорят, дозволена ли ненормативная лексика или обнажение, интерпретация классики в каких-то безумных проявлениях. Конечно, можно много спорить и кричать, но тут уже ничего не сделаешь: это запущенный процесс в искусстве, которое развивается по своим законам. По силе это сравнимо с поездом: запрещать – все равно, что бросаться на рельсы – можно, но не думаю, что это принесет какие-то плоды.
- Есть ведь такие зрители, которые относятся к искусству, как к какому-то идеалу, к чему нужно стремиться, каким бы недостижимым он ни казался. А обнажать перед людьми все недостатки – в этом есть какой-то смысл? Многие придут посмотреть на прекрасное, а увидят самое правдивое, что происходит в реальной жизни – это не может навредить?- Слава богу, всегда есть выбор. У нас сейчас широкий спектр того, что делается в искусстве вообще и в театре в частности. Это и классические постановки, и очень радикально-современные. Есть выбор, и это нормально. Я не считаю, что все должны любить современное искусство. Тут надо принимать, как данность: твое – поддержи, нет – ищи свое.
- А как вам скандальная, провокационная сторона современного искусства? За него иногда платятся лишением свободы.
- Куда ж оно без провокации! Как я уже говорила, мы стали менее восприимчивы к искусству, на нас стало валиться много разной информации, поэтому мы нуждаемся в более сильных раздражителях. Это же сравнимо с любым процессом: привычная доза становится незаметной, ее нужно увеличивать. Эта доза эмоциональной встряски увеличивается в искусстве, т.е. если раньше холст, масло и несколько бурлаков на Волге способны были произвести фурор, сейчас такому, кроме редких ценителей, никто не удивится. Это не сможет всколыхнуть общественность, заставить «бурлить» умы, задеть за живое.
- О творческой составляющей того, чем занимается ЛС. Не слишком ли сложно для людей вы решаете общечеловеческие проблемы? Ведь если это для людей, значит должно быть ими прочитано, а вами не усложнено.
- На самом деле у нас все просто. В спектаклях стараемся говорить на понятно языке о довольно простых общечеловеческих вещах. И, что меня всегда удивляло, одними из самых благодарных зрителей оказывались люди, которые пришли совершенно случайно, «из народа», так сказать. Сколько сталкивалась, замечала, что простой народ, который не отягощен знаниями об искусстве, очень живо на это все реагирует. Как-то на одну из ночей кино, когда нас еще пускали в кинотеатр «Урал», совершенно случайно к нам заглянул мужчина в состоянии «расширенного сознания», т.е. выпивший. Проникся так, что не мог сдерживать бурных восторгов. Многим людям просто мешают воспринимать нас какие-то психологические барьеры. Мол, если это современная драматургия, то это все слишком закручено, слишком сложно. Да, это непросто, но на самом деле просто существует несколько слоев в спектаклях, чуть меньше в перфомансах. Те слои, которые рассчитаны на широкую публику – очень легко читаемы. Кто хочет, и кто может докопаться дальше – те пусть «идут за белым кроликом». А те, кто рассчитывает только на яркую визуальную составляющую – это мы тоже делаем.
- Что это за слои такие? Расскажи поподробнее.
Их много… Это и психологический, и символический, и какой-то философский… Мы закладываем много, и кто это прочитывает – очень круто. Для меня удивительно, что есть люди, которые могут прочитать всё! Когда мы ездили на «ТеаТреш» со спектаклем «Реки», на обсуждении с жюри я была поражена, что они прочитали всё! Я не смогла сдержать удивления, мол, откуда вы все это знаете? Было даже личное вложено. На что они сказали, что тоже не дураки. Видимо, все зависит от того, насколько далеко хочет и не боится пойти сам зритель.
- Художник должен чувствовать свою ответственность перед обществом. Когда ничего не запрещено, некоторых «заносит»…
Начну немного издалека. На Селигере одним из спикеров очень круто было сформулировано понятие перфоманса. Перфоманс – это вопрос к зрителю, к обществу, здоровы ли они? Это как некая провокация. Глядя на реакцию публики можно судить о ее моральном здоровье. Здесь в пример просятся прогремевшие на всю страну, да даже мир, и, в конце концов, загремевшие Pussy Riot. Ими был задан обществу, но особенно нашей церкви, очень конкретный вопрос: насколько наша церковь способна следовать своим же прописанным заповедям о всепрощении, о терпимости, о человеколюбии. Ответ, по-моему, мы получили, тоже весьма однозначный. И пошла эта волна… С точки зрения создателя перфомансов этот перфоманс удался.
- Каково твое личное отношение к этой истории?
- Во-первых, это дало очень много поводов поразмыслить, во-вторых, вскрыло всю несостоятельность людей церковной православной духовной организации следовать собственным же устоям. Те, кто должны были пропагандировать прощение, терпение и любовь, стали, по сути, виновниками разжигания конфликтов. Сколько конфликтов после этого пошло по цепочке! И они продолжаются, и неизвестно, сколько еще будут идти. С детского сада мне, да и всем говорили «кто умнее, тот и закончит», и не столь важно, кто начал. Но заканчивать никто не собирается, и это отдает таким сильным эгоизмом, эта борьба за власть! Данный инцидент просто обнажил проблему. Для меня вся эта ситуация показала, что я не верю в религию. Я могу верить в Бога, но не могу верить в религию. Когда религия становится рычагом для того, чтобы ломать чужие жизни, чтобы устраивать гонения на определенные социальные группы, то в чем смысл такой религии, для чего она? В моем понимании она должна учить людей жить мирно, гасить конфликты, чтобы благодаря ее устоям в обществе появлялась терпимость, любовь. И если не любовь, то хотя бы толерантность, как модно говорить.
- То есть людям, которые придерживаются точки зрения, что Pussy Riot - это морально разложившиеся личности, для которых нет ничего святого, нужно посмотреть на эту ситуацию под другим углом?
- Те, кто так утверждает, это в принципе люди недобрые. Тот, кто начинает кричать «да чтоб ты сдох и горел в аду» - это недобрый человек, независимо от конфессии, в которой он состоит, и верующий он вообще или нет. Здесь опять же вопрос в том, какие ценности у этого человека. Получился симметричный процесс: со стороны Pussy Riot было выражение идеи о том, что президент и патриарх «нехорошие люди», они поставили эту идею выше, чем блага конкретных людей, которым надо было молиться, пребывать в покое и благодати в этом храме. В обществе, в свою очередь, поставили идею о наказании и богохульстве выше ценности блага этих людей, которые сейчас отбывают срок в тюрьме, разлучены с семьей. Получился вроде адекватный ответ. Другое дело, что от мнения церковных служителей в этой ситуации очень многое зависело, они могли бы и по-другому себя повести, иначе настраивать общественность. Получилось, что амбиции патриарха, борьба православной церкви за укрепление своей организации сделала свое дело.
- То, чем занимаются Pussy Riot, тоже искусство?
- Да. Это искусство, это акционизм. Это одно из крайне-радикальных направлений акционизма, но слишком близко это искусство оказалось переплетено с политикой, и я не знаю, насколько это правильно. Занятие искусством – это не тот механизм, чтобы решать политические проблемы. Это может быть зеркало, но не платформа, чтобы соваться в политику. Слишком близко они к этому подошли.
- То, что они сделали, могло ли навредить?
- Вообще считать, что художник может навредить обществу – не очень разумно. Какой урон после такой акции? Нет, это не их цель, такое мнение ошибочно.
- Но он может всколыхнуть общественность, разве нет?
- Опять же вопрос: насколько общество цивилизовано. Думать, что после поступка Pussy Riot все пойдут плясать в храмы и всячески вредить верующим – это то же самое, что после «Преступления и наказания» Достоевского ожидать массовых убийств старушек топорами. Это бред. «Заскоки», конечно, бывают, но это, к счастью, единичные случаи.
- А вы считаете Pussy Riot предметом для вдохновения и подражания?
- Вдохновением может быть все, что угодно, а насчет подражания – спорный вопрос.
- Наверняка вы тоже встречаете какие-то преграды, неодобрение? Вас и в одной газете, помнится, не хвалили (статья «Траектория «Полета-F»» в газете «Тагильский вариант» – прим.автора)
- Несколько лет назад некоторым людям было выгодно представить нас как кучку маргиналов, которые занимаются какой-то «похабщиной» и развращают молодежь. Да, была такая статья. Если бы это была какая-то абстрактная статья-рассуждение на тему «правильного и неправильного в искусстве», я бы даже не отреагировала на эту писанину, потому что взглядов может быть сотни и тысячи и все они отчасти правильны. Но когда прозвучал очень конкретный выпад в мою сторону и сторону всей арт-группы, и это все пошло в администрацию города, в прессу… Конечно, отчасти я почувствовала себя звездой. Были разговоры, что мы хлеще Pussy Riot, оскверняем «храмы искусства» и все такое. Да пусть бы и говорили, нам-то что. Но то, что это поступило во властные органы нашего города в таком свете, это почувствовалось. А вообще, всем хочется раздувать бурю в стакане, имитировать кипучую жизнь, сталкивать мнения, но даже после всего у меня нет желания оправдываться. Наверное, если бы мы были кучкой маргиналов, которые сами не понимают, что они делают, при этом развращая молодежь, мы, как минимум, не занимались бы этим шесть лет. Шесть лет заниматься похабщиной ради своего удовольствия – это очень сомнительно.
Обидело то, что, когда я попросила опубликовать опровержение этой статьи, никто не отреагировал. У меня много дел, чтобы судиться, да и не интересно это. Но продолжать расхлебывать последствия слов, сказанных тем человеком, который был даже не очень компетентен, конечно, не то, чего бы хотелось. Для творчества это не помеха, скорее даже наоборот, а решению организационных вопросов порой мешает.
Мне не хочется ворошить то, что уже в прошлом, и притом не вызывает хороших воспоминаний. Единственное, скажу, что есть у нас такие люди, которые намерены по старой советской еще закалке гнуть одну линию, вычислять и травить «инакомыслящих», не жалея для этого ни времени, ни сил и благодаря которым слово «авангард» стало ругательством в Нижнем Тагиле.
- Расскажите о дальнейших творческих планах?
- Скоро у нас откроется выставка в арт-клубе «Приличное место». Вообще, у меня есть желание, чтобы в городе работало несколько постоянных выставочных площадок, проводить на них персональные выставки наших тагильских художников, чтобы можно было с гордостью заявлять, что художники захватили город! Чтобы их знали в лицо. Будем ставить спектакль, проводить «Полет F», даже если будет не на что. У нас есть в этом опыт, уж поверьте!
Агентство новостей «Между строк»
