«Если погибну, пусть моим скажут, что пропал без вести, а меня там похоронят». Ополченец из Нижнего Тагила рассказал, зачем оставил семью и ушёл воевать за ДНР

Алексей Бычков родился в Харькове. Прожил в Украине 27 лет: служил в спецназе внутренних войск, работал в милиции, там же родились двое его детей. В Нижний Тагил, на родину жены, семья перебралась в 2007 году. Здесь Алексей работал в охране, потом вахтовым методом в магазине в Серове. А осенью 2014, ничего не говоря родным, купил билет до Ростова-на-Дону, а оттуда направился в Донецкую область. На войну.
Решение уйти в ополчение 34-летний Алексей принял после разговора с беженцем из Украины, с которым случайно встретился в Серове.

- Я его спросил: почему убежали все оттуда? Почему не воюете?
- Страшно, – ответил новый знакомый Алексея.
- Раз вы боитесь, значит, я поеду,  сказал будущий «защитник Новороссии».

Бычков рассказал, что особенно не интересовался политикой, за происходящим в Украине следил по телевизору. В мае, когда горел Дом профсоюзов в Одессе, очень переживал и следил за прямой трансляцией украинского канала «Эспрессо-ТВ». Мысли о том, что он должен поехать на родину стали закрадываться уже тогда.
На братоубийственной войне, как называет её Алексей, он был полгода: 1 сентября 2014 проводил сына в первый класс, а уже 8 числа пересёк русско-украинскую границу. О том, что именно в эти дни в Украине появилась очередная надежда на мир – 5 сентября было подписано Минское соглашение – Алексей не знал. По его словам, военные действия в Донецкой области, вопреки договорённости, не прекращались.

- Не помню тишины. Всё время артиллерия перестреливалась. Часа 3-4 друг по другу постреляют  в итоге пользы никакой от этого, никакого эффекта. И так каждый день.

Алексей говорит о том, как попал на войну, буднично, и оттого рассказ ополченца звучит неправдоподобно.

«Сел в поезд до Ростова, там прошёл таможню, потом на попутке добрался до Снежного. Там меня вместе с такими же новичками определили в группу и отправили в Донецк, оттуда  в Новоазовск. Здесь уже выдали автомат и два рожка».

Местом службы добровольца стала Донецкая Народная Республика. Алексей попал в состав Семёновского батальона, его взвод стоял в Новоазовском районе, всего в 40 километрах от Мариуполя, подконтрольного властям Украины. В ДНР у Бычкова появился позывной «Пегас». Первое время ополченец служил на блокпосту, вникал в тонкости военного быта.

- Как вас обеспечивали оружием?
- Когда я приехал, всё уже было. Склад – коровник, полностью забитый оружием, но оно всё старое. Автоматы 80-х годов, были и противотанковые ружья, которые ещё в Великую Отечественную стреляли. А бронежилет мне отдал парень, который уезжал домой.

- Из современного оружия что было?
- А что у нас там было современное? Ничего. Только то, что у украинской армии забирали. Ну и танки старые, всего три танка, осталось два – один взорвали прямым попаданием, башня на 70 метров отлетела. Всё остальное – трофейное. Всё отжималось у них, забиралось.

- Есть мнение, что Россия поставляет оружие ополченцам, а воюют российские кадровые военные. Это правда?
- Я не видел такого. Наш круг общения – батальон, мы между собой только общались. Сами тренировались, кто что знал, рассказывали друг другу. Мы с другими подразделениями вообще никак не взаимодействовали.

- Материально наверняка батальон каким-то образом обеспечивался? Как питались, на что существовали?
- Никакого обеспечения. Покушать нам сухой паёк привозили. Кашу гречневую, перловую из штаба доставляли или откуда там – не знаю. Мы как-то не углублялись в эти подробности: кто и откуда нам везёт. Местные нам тоже кушать привозили, помогали. И мы им помогали: кому крышу подремонтировать, кому стёкла вставить.

- Распространено мнение, что люди уезжают туда зарабатывать. Вы какие-то деньги получали?
- Нет.

- А ваша семья на что жила?
- Жена работает в магазине. Все родственники у неё тут, не бросили бы их. Мне нечего было им отправлять.

- Тогда объясните: зачем туда едут?
- Я там ни одного богатого человека не видел. И как заработать там – не знаю. Ни деньги, ни одежда, ни гуманитарка – ничего не приходило. Было такое, ребятам нашим, кто давно в батальоне, давали по 2 тысячи гривен (на тот момент около 6 тыс. руб., - прим. ред.), но это в августе месяце последний раз. А едут, чтобы помогать людям, у всех свои причины.

Приехать на юго-восток Украины и стать ополченцем, по словам Алексея, может любой желающий. Перед поездкой он ни с кем не консультировался, ехал «на удачу». Проходя границу, он так всем и говорил, что едет защищать Новороссию. Люди помогли добраться до нужного пункта, показали к кому обратиться. Едут на войну отовсюду – с запада и востока Украины, из России и других стран.

- Мы там все добровольно. Если ты приехал туда служить, то надо встать на учёт в военкомате. Приходишь и пишешь рапорт: прошу включить меня ряды ополчения и так далее. Выдадут военный билет и удостоверение.

«На войне, другая жизнь, не думаешь, будут ли выплаты»

- Удостоверение действительно до 2016 года. Значит, ещё вернуться можете?
- Могу.

- А что вас может заставить вернуться на войну?
- Можно я не буду отвечать на этот вопрос? Только вернулся, надо здесь жизнь наладить, привыкнуть ко всему, работу найти, детей поднимать.

- Что за подразделение Семёновский батальон, в который попали?
- В нашем батальоне первоначально было около 150 человек: много местных – из Луганской, Донецкой, Днепропетровской областей, Закарпатья. Русские – из Москвы, Ростова, Челябинска, Астраханской области; из Армении, Осетии, Абхазии. Из Нижнего Тагила никого. Контингент разный. Есть и шахтёры, и директора магазинов, и коммерсанты, и бывшие заключённые, процентов двадцать  бывшие милиционеры. И возраст разный у всех, от 18 до 60 лет. Двое батюшек вместе с нами служили. Помню, один из них сказал: «Родину свою защищать – это не грех».

- Они тоже свои семьи вот так, как вы, оставили?
- Да, многие родственникам не сообщают, где находятся. Говорят, что на заработки уезжают или ничего не говорят. А мы между собой шутили, что отдыхаем на море. Дима у нас есть, пулемётчик, он из Украины. Мать его знает, где он, а соседи – нет, думают, что в России на заработках. Потому что проверки из военкомата. Мне в Харькове тоже 4 повестки пришло, чтобы я шёл служить. Паспорт у меня украинский, в Тагиле по РВП жил.

- По идее, вы должны были на другой стороне воевать?
- Это по идее. У меня два деда воевали, не хочу я их память портить. Да и воевать против своих…

- Вы украинец?
- Я русский. Мама с Курской области, папа с Харькова, но оба русские. Мои друзья-харьковчане поддерживают юго-восток. И отношение к нам, которое я видел, очень хорошее. Родители меня поддержали. Волновались, конечно, а с братом троюродным – он поддерживает действующую украинскую власть – чуть не поссорились, решили больше не поднимать эту тему.

Когда случились первые боевые потери?
- Потери как исчисляются: есть потери двухсотые – это мёртвые, трёхсотые – это раненые. Первый раз стреляли по нам в посёлке Дзержинск в начале ноября, через два месяца, как приехал. Тогда первые «Грады» к нам прилетели. Наш блокпост разбило полностью. Потом мы на 600 метров где-то отошли, сделали наспех второй блокпост. Близкие огневые контакты начались после Нового года сразу же, когда подошли ближе к Мариуполю. Первые наши пацаны погибли 18 января. Минометный обстрел был, когда они грузились в машину, попала мина. Было восемь человек раненых и четверо погибших.

- Среди погибших были россияне?
- Сослуживец из Астраханской области, из Коряжмы, погиб. Сергея похоронили прямо там, ему было 37 лет. Он четыре месяца в Украине провёл. Всё это время родители не знали, где их сын. Сообщить им мне пришлось.

- Получается, его семья не получит никаких выплат, компенсаций?
- Ну какие там выплаты? Не за этим туда идут…

- А зачем?
- Ну… У всех разные причины. Но там, на войне, другая жизнь, по-другому всё оцениваешь. Там не думаешь об этом – убьют ли, будут ли выплаты. Я тоже пошёл помогать близким, я же служил под Донецком, они мне не чужие.

Алексей работал в ЧОПе

- Как поддерживали связь с родными? Вас жена не уговаривала вернуться?
- Позвонить и сказать, что всё нормально, всё хорошо, часто возможности не было. В интернет выходили только с определённого места, с бугорка – там ловило. Так и общались. Я  сказал, где нахожусь, только через неделю после отъезда. А сначала просто: по делам уехал.

- И какая реакция была?
- Много слов тогда самых разных о себе услышал, нехороших в том числе (смеётся).

- Ваши дети знали, где вы?
- Напрямую об этом не говорили как-то. Наверное, дочка догадывается. Я звонил, поздравлял её с днём рождения. А сын, наверное, ещё не знает.

- Расскажете ему об этом?
- Не знаю, видно будет. Пока не собираюсь ничего рассказывать.

- Вы понимали, что ваши дети могли остаться без отца?
- Может быть, немного не додумался до этого сначала.

- А теперь?
- Конечно, по-другому уже думаешь.

- Вы хоть раз пожалели, что поехали туда?
- Нет.

- Не было такой мысли, что защищали Новороссию зря: медали и компенсации за это никакой не будет?
- Мы же туда не за медалями шли. Я сказал своим товарищам, если погибну, пусть моим скажут, что пропал без вести, а меня там похоронят. Чтоб никто ничего не знал.

- Как вас встретили дома?
- Я сообщил, что возвращаюсь только 23 февраля, когда границу прошёл. Сказал, что дня через три буду. Но так удачно сложилось, что купил билет на самолёт, а не на поезд, как планировал. И прилетел на сутки раньше – в день рождения жены, 25-го. Примерно в час ночи в домофон позвонил, разбудил жену и дочку. Теперь ни на шаг от меня не отходят. Чтобы с вами встретиться, дождался, когда все разойдутся на работу и в школу.

В июле 2014 года Алексей ходил в спортзал, но уже думал о том, чтобы поехать в Новороссию

 

«Нас 14 человек осталось»

- У себя на странице «ВКонтакте» вы написали, что 14 февраля пошли штурмом на Широкино, запись от 23 февраля. Так долго штурмовали?
- Мы там были без связи совсем. Штурмовали три группы по 20 человек, всего 60 человек заходили в посёлок. До этого там была буферная зона – ни нашей, ни украинской армии не было. 9 числа украинская вышла на наш блокпост, 11 числа заняли село. Ещё по новостям украинским говорили, что они с боями взяли село, что у нас много потерь. На самом деле там наших никого не было, они стреляли в воздух. Грабили село, об этом нам 15 числа мирные жители рассказывали. Нам не давали приказ в атаку идти, мы просто держали свои позиции. Нас где поставили стоять – мы там и стояли. В село мы заходили вторым эшелоном. Первые идут, освобождают, а мы за ними уже. Перед нами шло другое подразделение. Украинская армия побросали всё. У нас нет ничего, а у них экипировка очень хорошая. Вся иностранная, английская. У них у каждого второго в вещах нашли флаги фашистские, сам лично видел. Видео у меня есть на странице, там парни снимали найденные трофеи.

- Пленных брали? Убивали?
- Такого приказа никогда не давали. Да и не прикажет никто такое. Пленных брали. Мы сами одного взяли, Женя его зовут, вечером ему водки налили. На следующий день его передали в штаб. Он понял, что мы не страшные люди, не изверги какие-то. 15 февраля пустили колонну гражданских в Широкино, они вывозили своих родственников, вещи. Люди  прощались с нами, обнимали, целовали. Широкино – большое село, наполовину разрушено. Сейчас там никого практически. Человек 20 на весь посёлок осталось.

- Почему вы вернулись домой?
Нашего подразделения как такового уже нет. Раненых много, погибших, кто-то сам ушёл, нас 14 человек осталось. Переходить в другой батальон не хотелось. 23 февраля, когда уезжал, до сих пор стреляли. А уехать местные жители помогли, собрали 10 тысяч рублей на дорогу.

- Если бы взвод остался?
Значит, и я бы остался.

Агентство новостей «Между строк»
Фотографии со страницы Алексея Бычкова «ВКонтакте»